4 мая Общество Иисуса вспоминает св. Иосифа Мария Рубио, апостола города Мадрида начала XX века. О. Хосе вступил в новициат иезуитов в 1906 году уже будучи священником. Закончив формацию, с 1911 года до своей смерти он был харизматичным проповедником, проницательным исповедником и духовником. Кроме посвящения себя пастырской работе, отец Рубио особым образом заботился о бедных. Он также организовал помощников-мирян, чтобы справиться с многочисленными нуждами жителей Мадрида, которым угрожала бедность.
Этот святой родом из Испании был мистиком: он учит нас тому, как доверить себя Богу, особенно когда нам кажется, что Бог молчит и не отвечает на наш призыв. По словам отца Рубио, это моменты благодати, время очищения наших намерений. Отец Рубио вводил своих пенитентов в нелегкую школу доверия Богу. Сам он провел много часов в долгих преклонениях Евхаристическому Христу и не был обескуражен молчания Бога, потому что знал, что из смиренного пребывания перед Ним родились самые прекрасные и стойкие духовные плоды. Он писал о тайне Евхаристии: «В этой Святой Частице заключено все Его всемогущество, вся Его мудрость, вся благость Иисуса Христа, потому что в ней – Его живое сердце, то же, что на небесах».
Отец Рубио призывает нас молчать перед Богом в периоды духовной сухости; он часто сталкивался с невысказанной тайной Бога. Он писал: «Просто тишины достаточно. Даже если вы чувствуете, что ваше сердце совершенно пустое и сухое и если испытываете искушение и беспокойство из-за этого, не бойтесь и оставайтесь в преклонении, потому что этого достаточно, и это следует считать великим поступком в Божьих глазах.»

Испанский иезуит умер в 1929 году в городе Аранхуэс. В 2003 году причтен к лику святых папой Иоанном Павлом II.

***

Хосе-Мария Рубио (1864–1929)

Глава из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах».

Покровитель и протеже

Хосе-Мария Рубио, родом из Далиаса, в провинции Альмерия и в диоцезе Гранады, изучал богословие в семинарии Гранады, когда один из ее преподавателей взял его почти буквально под свое крыло. Этим священнослужителем был дон Хоакин Торрес Асенсио из той части страны, где люди славятся своим упрямством. Он и сам был честен до мозга костей, нетерпим к греху, великодушен и раздражителен.

Этот чудак так полюбил молодого семинариста, что поселил его в своем доме. Покровитель, разумеется, во всем главенствовал над подопечным, но с пользой для последнего: его сильный характер служил опорой робкому и нерешительному характеру юноши, а реализм старшего направлял в нужное русло идеализм младшего.

Затем случилось так, что у дона Хоакина возникли разногласия с новым епископом Гранады, и будучи верен своему нраву, он отказался от всех своих постов, на общих основаниях участвовал в конкурсе на должность каноника в Мадриде, победил и не долго думая взял с собой совего протеже и устроил его в мадридскую семинарию.

Молодой Хосе-Мария в конце концов принял в Мадриде рукоположение и 12 октября 1887 года совершил свою первую мессу в Мадридском соборе, некогда церкви иезуитской «Колехио Империаль», у престола Пресвятой Девы Доброго Совета, у которого св. Алоизий Гонзага услышал призыв вступить в Общество.

Первой его должностью стала должность приходского священника в Чинчоне, но вскоре (в 1889 году) он был назначен приходским священником Эстремеры. Его предшественник был безнадежным администратором; он не вел учет ни крещениям, ни свадьбам, ни похоронам. Его приходским журналом служила стена ризницы.

Новый приходской священник со всем рвением взялся за восстановление прихода, как духовное, так и материальное. С великим успехом и огромными расходами, которые полностью покрывал из своего кармана дон Хоакин. «Этот человек не имеет никакого представления о финансах. Он и сам разорится, и меня разорит».

Этот упрямый священнослужитель добился высокого положения в столице. Его дружба с нунцием принесла ему место в церковном суде «la Rota», дружба с епископом Мадридским – пост генерального викария (в дополнение к должности каноника, которую он уже занимал). Теперь он предложил привезти своего протеже в Мадрид: «Хосе-Мария, теперь ты должен последовать за мной снова; ты должен принять участие в конкурсе».

В Мадриде

Конкурс был на вакантную должность каноника. Должность получил другой кандидат, у которого было больше связей, и протеже дона Хоакина вернулся в Эстремеру. Через месяц он был снова в Мадриде: его покровитель нашел ему место преподавателя в семинарии. Но Рубио не был создан для преподавания и продержался на этом месте не долго. Однажды его вырвало кровью, что еще более усугубило проблему, и даже непреклонный дон Хоакин был вынужден уступить. Прибегнув к своему влиянию, он устроил его священником в одной престижной обители Мадрида.

Теперь уже протеже дал пристанище своему покровителю в том доме, который ему предоставили как священнику. Теперь у молодого апостола все шло хорошо. Его церковь была открыта для всех, а его рвение находило необходимый выход. Что до монахинь, если сначала они восприняли его приход неохотно, то теперь они утратили свои предрассудки.

Проповеди, исповеди, дела милосердия: молодой священник уже занимался тем, что станет его апостольством в Мадриде, когда он вступит в ряды иезуитов. Сейчас он был «иезуитом-любителем», как он называл это сам; лишь благодарность дону Хоакину мешала ему вступить в Общество. Дон Хоакин это почувствовал, а когда Рубио отправился делать духовные упражнения в новый дом духовных упражнения в Гранаде, его покровитель встревожился: «Неужто Хосе-Мария оставит меня, чтобы стать иезуитом?»

16 января 1906 года Бог призвал дона Хоакина к Себе. «Иезуит-любитель» мог теперь стать «иезуитом-профессионалом». Первый этап его жизни закончился, и он вступал теперь во второй и последний.

Иезуит

«Отец Велера любит меня еще больше, чем дон Хоакин». Так отозвался новый послушник иезуитов о своем наставнике новициев, который относился к нему с нескрываемым благоговением. «Мне кажется, я снова стал ребенком. Я так счастлив: к этому я и стремился».

Покой после суматохи Мадрида стал той гаванью, которая помогла ему найти место в своем новом призвании. Но он продлился не дольше, чем позволяли строгие нормы того времени: два года новициата (1906–1908), один год повторного курса богословия, еще один в Севилье, где он участвовал в большой городской миссии, год третьей пробации в Манресе (1910–1911) – и он снова был в Мадриде, в «доме обетников».

Его новая община включала красноречивых проповедников и ученых академиков; со своей простой проповедью, элементарным знанием теологии и теми крайне простыми советами, которые он давал в исповедальне, Рубио рисковал сюда не вписаться. Его направил сюда отец Валера, его бывший наставник новициев, ныне провинциал, который однажды пришел послушать его проповедь из полутьмы хоров. Вскоре он схватился за голову и убежал: «Бог мой, я бы умер со стыда, если бы проповедовал, как он».

Проповедник без риторики

Этим, в сущности, и отличалась его проповедь: простотой «на грани вульгарности» (Eguia). Ни одной поразительной мысли, ни одной блестящей фразы, никаких риторических фигур. И все же сердце слушателя покорялось его словам; его голос отзывался в сокровенной глубине его души эхом голоса Самого Бога; в отсутствии привнесенных человеком деталей ничто не преграждало путь благодати.

Однажды ему неожиданно пришлось давать духовные упражнения вместо отца Торреса, очень известного проповедника. Вот как он начал свою проповедь: «Я только что из исповедальни. Я не готов и даже не знаю, о чем буду говорить».

Он сделал небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, и стал говорить о теплохладности. Всех изумила глубина и точность его толкований.

Как-то раз видели, как один человек ушел с проповеди отца Рубио, смеясь над его бедной риторикой. Но потом видели, как он приходил снова и снова и слушал его с необыкновенным вниманием. Он уходил явно взволнованный.

Рубио повторял одни и те же старые слова, но люди год за годом стекались послушать его, и им не наскучивало. Церковь дома обетников стала слишком мала, чтобы вместить всех его слушателей. Однажды община сестер была вынуждена вызвать полицию, потому что люди, стремясь найти себе местечко, нарушали все правила. Рубио заменили другим проповедником, и число слушателей упало так сильно, что сестры стали заполнять церковные скамьи школьницами, которые прежде помещались на хорах.

Один человек, который делал духовные упражнения под руководством отца Торреса, а потом под руководством Рубио, подытожил свои впечатления следующим образом: «Тот отец обращается к разуму; этот обращается к сердцу».

Епископ мадридский Эйхо-и-Гарай уточнил это высказывание: «Было сказано, что он обращается к сердцу, а не к разуму. Нет, он говорил со всем существом своего слушателя, с его умом и волей, устремленными к действию; его мысли исходили из его уст, оживленные новой жизнью, и несли с собой жизнь и стремление к действию».

Исповедник

Епископ Эихо-и-Гарай сказал о Рубио как исповеднике: «Ни у кого во всем Мадриде не было столько работы. Люди в длинных очередях справа и слева от его исповедальни часами дожидались своей очереди. Его исповедальня была не просто свалкой для греха. Прежде всего, она была кузницей духа. Люди искали здесь не столько отпущения грехов, сколько наставления».

В очередях стояли не только женщины, но и мужчины. Некоторые каждую неделю приезжали на поезде, чтобы исповедаться именно отцу Рубио. Некоторые нанимали специальных людей, которые по два-три часа отстаивали за них в очереди, чтобы быть уверенными, что приехав в Мадрид первым поездом, они смогут вернуться в тот же день. Одна семья избрала его своим духовником, и все члены семьи, идя на исповедь, выходили из дома в 4.30 утра; церковные двери были еще заперты, но на улице уже стояла очередь.

Казалось, в его исповедальню стекается весь Мадрид – и жилой район в центре города, и скромные пригороды. Приемную осаждали еще истовее. Однажды он разговаривал с одной бедной женщиной, и кто-то ворвался и сказал, что с ним хочет поговорить графиня. «Пусть подождет. Это тоже живая душа и моя сестра во Христе».

Однако он не всегда был так беспристрастен. Когда с ним хотела поговорить одна девушка, которая не могла ждать, потому что должна была вовремя явиться на работу, он сказал: «Там впереди девушка, которая торопится на работу. Пожалуйста, уступите ей место».

В исповедальне он был скор. Он не произносил ни одного лишнего слова, но именно те, кто жаловался на его чрезмерный лаконизм, приходили в его исповедальню еще и еще, потому что он внушал им спокойствие. Его стиль был настолько индивидуален, что не поддавался объяснениям. «Создавалось впечатление, что отпущение грехов снисходит с небес». В духовном руководстве он не диктовал, но просто советовал, и его скромность была такова, что казалась застенчивостью; он не опережал благодать Божью и терпеливо ждал, когда придет время и Бог совершит все Сам. Однако он умел быть твердым и решительным, когда чувствовал, что это необходимо.

Апостол Мадрида

Его работа не ограничивалась алтарем, кафедрой проповедника и исповедальней; не ограничивалась она и делами сугубо церковными. Движимый любовью, он применял свой организаторский дар, чтобы принести как можно больше блага Мадриду, изобилующему нищими и возмутителями спокойствия.

Его дела милосердия были продолжением и отражением его духовного руководства. Он осуществлял их при помощи команды людей, набранных из религиозных обществ, которыми он руководил. «Не знаю, что за особый дар у этого отца. У меня могут быть самые соблазнительные планы на день, но когда он звонит и просит меня сесть в машину и отправиться в месте с ним к нищим, я бросаю все и жду его там, где он скажет; однажды я с совершенно дурацким видом ждал его у дверей школы, где все мои знакомые девушки совершали духовные упражнения».

Так он делал множество дел сразу, находил апостольские дела для своих подопечных и выходил за пределы богатого центра на периферию, навстречу нуждам окраин.

Особое внимание он уделял пригороду Ла-Вентилья-де-Тетуан. Сутана была в этих местах явлением странным и не желанным. Для начала Рубио набрал группу детей и женщин и организовал шествие. Он возглавлял процессию, которая двигалась по узкой улочке под любопытными взглядами прохожих. Под свист, крики и угрозы процессия вышла на маленькую площадь. Когда в участников процессии полетели первые камни, он сказал: «Будьте спокойны и пойте громче!»

Крики в конце концов затихли, и Рубио стал читать настоящую проповедь. Люди стали подходить поближе, слушать, постепенно отбросили свое воинственное настроение и наконец запели вместе с детишками.

Потом, тоже не без трудностей и препятствий, возникла «школа дона Хуана», которую он назвал так в честь своего побежденного учителя. Сначала она работала под открытым небом, потом получила отдельное здание, количество учителей и учеников стало расти.

Отец Рубио не ограничивался Ла-Вентильей. Его стремление помочь беднякам и больным приводило его и в другие места, и в конце концов его благотворительность охватила все нищие районы вокруг Мадрида.

Признанная фигура католического Мадрида, он играл ведущую роль во всех апостольских предприятиях тех лет: народных миссиях, духовных упражнениях, Международном евхаристическом конгрессе 1911 года, открытии в Серро-де-лос-Анхелес (географическом центре Испании) памятника Сердцу Иисуса с посвящением страны Пресвятому Сердцу, текст которого зачитал сам король.

Печать разногласий

Апостол Мадрида не мог избежать сурового испытания разногласиями. Гонения, которых можно было бы ожидать со стороны одних, сопровождались непониманием других и, что самое болезненное, в том числе его настоятелей, а также его собственной внутренней борьбой с клеветническими измышлениями, кампанией в прессе, попытками физического нападения с целью поколебать его мужество. Но то был этап, который пройдет и уступит место новому, когда Рубио станет легендой.

Этой темной ночью, которая окружает его в момент пика его апостольской деятельности, его осаждают сомнения. Все замечают, как много времени требуется ему, чтобы произнести формулу отпущения грехов; его освободили от обязанности молиться по бревиарию и разрешили заменить эти молитвы розарием. Эта Голгофа усугубляется внешними обстоятельствами: его замыслы и методы неверно толкуются; его дела высмеиваются и вырываются у него из рук.

Летом 1917 года он основал общество «Ученики св. Иоанна». Группа хорошо начала свою работу, но не все отнеслись к ней доброжелательно, возможно, из страха конкуренции с другими существующими организациями, а некоторые просто высмеивали новое сообщество. Кто-то сказал, что отец Рубио пытается разместить новое религиозное учреждение на этаже одного здания, и дело кончилось вмешательством полиции. Это была ложь, но слухи не утихли. Однажды он сделал следующее объявление: «Я собрал вас, чтобы заявить, что все кончено». Он добавил к удивлению верующих: «Да, воля Божья такова, что работа учеников св. Иоанна должна закончиться».

Благополучно работала и женская ветвь той же организации. Они брались за новые предприятия и очень успешно с ними справлялись. Но в один прекрасный день Рубио созвал правление ветви. Женщины ждали, что он объявит о каком-нибудь новом начинании. Вместо того он очень просто сказал: «Я созвал вас, чтобы сказать, что больше я вами руководить не буду».

Он по-прежнему был главой почетного караула пресвятого Сердца и начал выпускать ежемесячный бюллетень для поддержания связи с различными центрами. Неожиданно он получил такой приказ: «Упраздните бюллетень».

Он подчинился без возражений и не выказал ни удивления, ни боли. Многие ему сочувствовали: «Как вы, должно быть, страдаете, отец Рубио!» – «Я? Уверяю вас, я совершенно счастлив». И это было правдой. Он лишь воплощал в жизнь основной принцип своей духовности: творить волю Божию.

Скоропостижный конец

В среду, 17 апреля 1929 года, в то время – день св. Иосифа, он сделал важное объявление для женщин: об основании мирской организации для женщин с призванием к жизни в миру. Он назвал ее не вполне уместно «Тайным союзом душ».

В полночь того же дня иезуит в соседней комнате услышал легкий стук в перегородку и пошел посмотреть, в чем дело. Отец Рубио лежал в постели и казался очень утомленным; пульс был неровным, но ни он сам, ни его сосед не могли понять, в чем причина. Утром ее установил врач: «Грудная жаба. Больному необходим отдых». Больного отвезли в новициат в Аранхуэсе. Можно себе представить, с какой любовью и почтением его здесь встретили. «Я не смогу вернуться к работе», – были первые слова, сказанные им санитару.

Казалось, ему чуть полегчало, но «привидение» в его груди, как называл он свою болезнь, одолевало его все сильнее.

2 мая было его последним днем на земле. В половине второго ночи его сосед проснулся от стука в стену. Его звал отец Рубио. То было второе предупреждение. Потом было третье и четвертое, последнее, в 6 вечера.

Сидя в кресле, облокотившись правым виском о платок, который он держал в руке, словно собирался спать, он безмятежно, без содрогания испустил последний вздох. Это случилось в 6.25 вечера в четверг, 2 мая 1929 года.