Федерико Ломбарди SJ
Известно, что Игнатий Лойола обратился после того, как был тяжело ранен в ногу при атаке французов на город Памплону. Обращение началось благодаря чтению – с возрастающим вниманием и интересом – двух книг, предложенных ему во время выздоровления невесткой Магдаленой де Араос: о жизни Христа и о святых. Из этой статьи мы узнаем больше об этих книгах: Vita Christi Лудольфа Саксонского и Legende Sanctorum Иакова Ворагинского – и об их влиянии на формирование духовности св. Игнатия. И увидим, откуда берут начало некоторые аспекты и пассажи Духовных упражнений, а также многие взгляды и поступки св. Игнатия, особенно на первом этапе его новой жизни.
***
Мы празднуем «игнатианский» год – 500 лет с обращения святого из Лойолы. Известно почти всем, что его обращение произошло во время выздоровления после ранения, причиненного артиллерийским снарядом при нападении французов на крепость Памплону 20 мая 1521 года. Иньиго желал защищать ее во имя чести и идеалов верности своему королю, несмотря на очевидную невозможность успеха. Очень многие также знают – поскольку сам святой неоднократно говорит об этом в своей Автобиографии (A), – что во время обращения он читал жизнеописания Христа и святых, ставшие пищей для размышлений, молитвы и намерений переменить жизнь.
Когда речь идет об этом времени, чаще всего говорят о духовной и психологической динамике: что происходило в уме и сердце раненого – и о его личных отношениях с Богом. А в этой статье мы хотим привлечь внимание к аспекту, хотя и изученному специалистами, но менее известному широкой публике: что это были за книги, оказавшие решающее влияние на обращение Иньиго, формирование его духовности и то, как он их читал.
Заботы невестки Магдалены
Когда раненого доставляют на носилках в родной дом-башню под названием Лойола, после мучительного путешествия с 3 по 20 июня, его встречает старший брат Мартин Гарсия с женой Магдаленой де Араос и детьми. Обычно хозяин дома с июля по сентябрь находился в полях и надзирал за своими владениями. Поэтому мы можем и должны утверждать, что заботы о больном взяла на себя невестка Магдалена, и ей помогала старшая из дочерей, тоже Магдалена.
Невестка и ранее играла важную роль в жизни Иньиго. Его матери Марины уже не было в живых, когда Магдалена (в 1498 году) вступила в дом в качестве супруги второго из братьев, Мартина, и стала новой хозяйкой Лойолы, поскольку самый старший брат погиб в бою двумя годами ранее. Игнатию в то время было только семь лет, и он останется в Лойоле до пятнадцати, пока не отправится продолжать учебу в Аревало, что в Кастилии, к дону Хуану Веласкесу. Итак, Магдалена заменила ребенку, а затем подростку умершую мать, «завоевав навсегда его сердечную привязанность»[1]. И вот она принимает его в Лойоле раненого, в очень важный переходный период – в конце молодости, наполненной энтузиазмом, идеалами и мечтами о земной славе, которым поставило преграду ранение в Памплоне.
Магдалена ранее была придворной дамой великой королевы Изабеллы Католички, и «государыня так ее ценила, что даровала ей по случаю бракосочетания драгоценности и прекрасную картину маслом – Благовещение. Магдалена устроила в замке часовню для этого образа, и перед ним часто молился Иньиго». Так мальчик приучался почитать Пресвятую Марию, «задолго до встречи с образами Девы в Оласе, Арансасу и Монсеррате».
При дворе Изабеллы нес службу переводчика францисканец Амбросио Монтесино, талантливый поэт, которого королева весьма ценила и поручила ему перевести с латинского оригинала на кастильский язык классическое религиозное сочинение, впервые напечатанное в 1474 году (уже начали появляться переводы на народные языки): монументальную Жизнь Христа картузианца Лудольфа Саксонского. Монтесино завершил свой перевод в 1499 году.
Верховным советником королевы был в то время еще один францисканец, Франсиско Хименес де Сиснерос, архиепископ Толедо (и впоследствии кардинал), основатель университета в Алькале и его знаменитой типографии, где спустя несколько лет будет напечатана уникальная Комплютенская многоязычная Библия. Так вот, Сиснерос пожелал дать новому предприятию в Алькале блестящий старт – издать Жизнь Христа в переводе Монтесино (ин-фолио, в четырех томах) и преподнести ее в дар католическим государям. Типография напечатала книгу в 1502-1503 годах, поработав очень тщательно. Слова Христа были выделены более крупным шрифтом и красным цветом. Перевод Монтесино «на язык зарождающейся империи – кастильский, созвучный цветущей готике и стилю Изабеллы, – текст, разбитый на абзацы со сложной логической структурой, на момент своего появления стал образцом самой утонченной возрожденческой элегантности»[2]. Пример Изабеллы способствовал широкому распространению этого произведения в Испании; несомненно, королева дарила его многим придворным. Св. Тереза Иисуса тоже станет впоследствии его внимательной читательницей и почитательницей.
Итак, не следует удивляться тому, что Магдалена, преданная придворная дама Изабеллы, держала в своей библиотеке великолепный четырехтомник, Жизнь Христа Лудольфа Саксонского, а также Золотую легенду (Legenda aurea, или Leyenda de los Santos) Иакова Ворагинского, еще один оплот христианского благочестия. Отец Хуго Ранер утверждает: «Она, при дворе Изабеллы Католички познавшая горение испанской набожности, внесла кастильскую утонченность, весьма пригодную для устроения сердец, в походную и военную жизнь, какую до того вел Лойола».
Когда Иньиго, преодолев самый критический момент после болезненной операции на ноге, чувствует себя лучше, но должен соблюдать постельный режим, он просит книжек – чтобы скоротать свободное время. У Магдалены есть что ему предложить, хотя и не то, чего он ожидал. А к тому, что она предлагает, нельзя отнестись легкомысленно. Эта женщина весьма авторитетна в глазах Иньиго – сам святой однажды расскажет бельгийскому новицию: «Образ Девы, перед которым он обычно читал дневные часы бревиария, так напоминал ему своей красотой невестку Магдалену, что он отвлекался от молитвы и, наконец, наклеил на образ полоску бумаги».
В молодости, проведенной в Аревало, Нахере и Памплоне, Иньиго был страстным читателем. «Он весьма охотно читал книги», – сказано в Автобиографии (A)[3], а любимым жанром были «рыцарские романы», и «голова его была забита Амадисом Галльским и тому подобными книгами» (A 17).
А здесь да будет нам позволено краткое размышление. Игнатий после обращения назовет эти книги «мирскими и ложными», но не будем забывать, что Амадис – настоящая «классика», самый известный и ценный из рыцарских романов, очень популярный в кастильской версии начала XVI века, любимый Франциском I и Карлом V, уважаемый Сервантесом, источник вдохновения для многих литераторов на протяжении веков. Хотя он и полон фантастических и причудливых повествований и любовных историй, в нем нет недостатка в высоких идеалах добродетели и мужества, «ратного бдения» и т. д. Итак, Иньиго был страстным читателем произведений, отнюдь не банальных или недостойных с общечеловеческой точки зрения.
Между тем Монтесино, «в обращении с языком – художник, с выразительной силой и творческой пластичностью претворяет латынь Лудольфа и Отцов в прозу, напоминающую элегантный стиль рыцарских романов»[4]. Что же касается Легенды о святых, о. Педро де Летурия подчеркивает, что арагонский цистерцианец брат Гуальберто де Вагад – некогда знаменосец, хорошо известный при дворе короля Фернанда Католика, – в своем прологе к этому произведению «не смог не придать своему языку и стилю некоторый рыцарский и военный налет, так что наш Иньиго наверняка это читал неравнодушно, воображая, что перед ним нечто вроде Амадиса, но о божественном». Монах Гуальберто говорит о Христе как о «Князе всех Божиих рыцарей»[5]!
Итак, Игнатий был взыскательным читателем, но невестка Магдалена, давая ему не те книги, каких он просил, сумела вполне оправдать его ожидания. Ее выбор вовсе не был внезапным или случайным: блестящие недавние издания двух «классических» фундаментальных трудов о христианской жизни, качественно изложенных на понятном языке и годных для болящего «рыцаря».
Иньиго принялся читать – тут-то и начинается путь обращения. В обширном комментарии к Автобиографии о. Маурицио Коста говорит прямо: «До чтения Vita Christi и Flos Sanctorum незаметно никаких признаков обращения»[6].
«Жизнь Христа» Лудольфа Саксонского
Кто же такой Лудольф? Он жил за два века до Игнатия. Родился в 1295 году, присоединился к доминиканцам в 18 лет, в 1340 году перешел к картузианцам в Страсбург, несколько лет был настоятелем обители в Кобленце, затем перебрался в Майнц и наконец вернулся в Страсбург, где умер в 1377 году. Жизнь Христа (VC) – самый знаменитый его труд. Действительно монументальный, написан, разумеется, на латыни. Риголло, куратор самого известного печатного латинского издания, комментирует: «Успешному предприятию св. Фомы – Сумме на основании схоластического богословия – аналогична книга Лудольфа Жизнь Христа, блестяще написанная, с тем же мастерством и на том же уровне, на основе четырех Евангелий и комментариев, оставленных греческими и латинскими авторами, особенно Святыми Отцами». Знакомство с Ветхим и Новым Заветами, постоянно цитируемыми, – глубокое и основательное; число цитируемых Отцов, греческих и латинских, впечатляет. Вальтер Байер тщательно проанализировал цитаты из Отцов и обнаружил, что более чем на 90 % они аутентичны. Лудольф предлагает максимум «документальных» сведений, доступных в его время, об Иисусе Христе.
После великолепного пролога, где читатель получает объяснение, как приблизиться к Иисусу, чтобы любить Его, подражать Ему и следовать за Ним, созерцая Его жизнь – отсюда Иньиго извлечет большую пользу, – повествование протяженностью в 191 главу течет бегло и увлекательно: «Автор и его время сообщают евангельскому Христу человечность и тайну: devotio moderna (современное благочестие)»[7]. В Средние века рукописный текст активно циркулирует; вероятно, его используют главным образом для чтения вслух в общинах. Благодаря книгопечатанию аудитория расширяется, появляется возможность индивидуального чтения и размышления. В результате к 1880 году вышло не менее 90 изданий с переводами на разные языки.
Кто прочтет Жизнь Христа после основательного ознакомления с Духовными упражнениями (ДУ) св. Игнатия, тот будет сильно впечатлен. Многие – в том числе иезуиты, – справедливо восхищаясь святым из Лойолы, считают Упражнения почти исключительно плодом его духовного и мистического опыта. Читая Лудольфа, мы обнаруживаем богатейшую предшествующую почву, на которой вырос духовный опыт св. Игнатия, и тогда понятнее становятся и корни, и его оригинальный вклад.
У Лудольфа мы находим метод: излагаются факты на основе Евангелий; разворачиваются размышление и медитация вплоть до личного включения и приведения собственной жизни в соответствие с посланием «тайн»; в завершение – краткая личная молитва, эмоционально насыщенная, главным образом в диалоге с Господом Иисусом Христом (часто получающим такие эпитеты, как «добрый», «кроткий», «терпеливый»).
Очевидно, что это чтение становится для Игнатия прямой дорогой к углубленному узнаванию и ко встрече с личностью Иисуса, вызывает желание подражать Ему, по методу упорядоченной и вовлекающей молитвы: рекомендуется «вкусить» тайны Христа совместным упражнением памяти, воображения, ума, воли, в богатом эмоциональном контексте и на основе хорошо усвоенных Евангелий, всей совокупности Писания и богословского и духовного предания Отцов Церкви, вплоть до великих средневековых духовных авторов. Все эти аспекты мы найдем в духовном и культурном опыте св. Игнатия в последующие годы.
Как отмечает Пол Шор, у Лудольфа не слышны отголоски богословских споров: это вполне незамутненное и доктринально весьма надежное введение в великое предание Церкви; в центре – личность Иисуса Христа, созерцаемого в Его «тайнах» и в Его дивной человечности. Именно здесь укоренен всецело позитивный подход св. Игнатия к духовности, его взгляд, его сердечное «чувствовать с Церковью и в Церкви». Настоящий конфликт – с сатаной, а не с еретиками. Истоки Упражнений – гораздо раньше, чем «контрреформация»[8].
Очень много конкретных тем, затронутых Лудольфом, будут воспроизведены в Упражнениях св. Игнатия. Разумеется, нам придется ограничиться малочисленными, но зато знаменательными примерами. Пространная глава посвящена первому явлению воскресшего Христа: по воскресении Он прежде всех явился Своей Матери (ср. VC II, 70). Св. Игнатий тоже настоятельно рекомендует созерцать это событие, в самом начале четвертой недели (ср. ДУ 219-225) и снова в череде «тайн» жизни Христовой (ср. ДУ 299), хотя оно не упомянуто нигде в Евангелии, чему иногда удивляются. Но книга Лудольфа позволяет понять, как эта «тайна» пришла к созерцанию св. Игнатия через долгую традицию христианского благочестия со святоотеческих времен.
Аналогичная, хотя и менее весомая отсылка – к явлению Воскресшего Иосифу Аримафейскому (ср. VC II, 75, 2; ДУ 310). И «три степени смирения», предлагаемые к рассмотрению св. Игнатием во вторую неделю, ради лучшего подражания и служения Господу Иисусу (ср. ДУ 165-168), тоже фигурируют у Лудольфа, когда он размышляет над совершенным смирением Христа в главе о крещении Иисуса в Иордане (ср. VC II, 21, 7). Даже есть целая глава о «распознании»: 41-я во II части, где ведется продолжительное повествование об искушениях «злого духа» и указаны пять «средств» от этой напасти; затем автор переходит к искушениям «духовных лиц» и перечисляет 11 средств; наконец, говорит о «восхождении ума к Богу», с 14 «доводами».
Иногда сходство с выражениями, применяемыми Игнатием в «Правилах», особенно для «распознавания духов» (ср. ДУ 313-336), почти буквальное. Следовательно, Игнатий обильно заимствует из предания, через Лудольфа, не только «содержание» молитвы, но и мудрость для жизни в духе.
Однако, постоянно находя аналогии и связи, мы не должны закрывать глаза на различия, хотя они и не будут предметом рассмотрения в этой статье. Скажем только, что самой очевидной оригинальной чертой св. Игнатия нам представляется тот факт, что если Лудольф с обилием цитат и внятных рассуждений старается «все сказать» читателю, то св. Игнатий идет совсем другим путем: предельно ограничивает свою речь, давая как можно больше пространства прямым личным отношениям молящегося с «тайной», с личностью Христа и действием Бога в Нем; призывает читать сам евангельский текст и размышлять над ним, а не тратить время на долгие чтения в поисках «многого знания». Можно прибавить, что у средневекового писателя Лудольфа хорошо заметна ориентация на разрыв с миром и земными делами, тогда как у Игнатия, живущего в совсем другую эпоху и в совсем другой среде, тема доброго пользования тварными предметами и исполнения земных обязанностей гораздо яснее заявлена и играет существенную роль в динамике и целях Упражнений.
«Legende Sanctorum» Иакова Ворагинского
Еще одну книгу невестка Магдалена предложила выздоравливающему Иньиго – текст, необыкновенно широко распространенный по всей Европе. Автор – доминиканец Иаков Ворагинский, рожденный в Варацце, на берегу Лигурийского моря, около 1228 года, когда не так много времени прошло со смерти св. Доминика и св. Франциска. Современник Фомы Аквинского. При его жизни состоялись последние крестовые походы: Фридриха II и св. Людовика IX, короля Франции (умершего в походе), а также это времена полемики с катарами, проходившей при активном участии доминиканцев.
Иаков вступил в доминиканский орден в 1244 году, стал настоятелем монастыря в Генуе, а затем дважды провинциалом – в Милане и Болонье – с 1267 по 1286 годы. Принимал важные и трудные миссии от Пап Гонория IV и Николая IV. В 1292 году был назначен архиепископом Генуи, играл значимую пастырскую и политическую роль в непростое и очень яркое время генуэзского морского владычества. Умер в 1298 году, а пять веков спустя, в 1816 году, беатифицирован Пием VII.
Над первой редакцией самой знаменитой своей книги – разумеется, на латинском языке – он работал с 1252 по 1265 годы. Книга известна под разными названиями: оригинальное и самое точное – Legende Sanctorum (орфография соответствует тогдашнему произношению «более классической» латыни: Legendae Sanctorum), а также широко используются варианты Legenda aurea и Flos Sanctorum. Это самое важное агиографическое произведение во всем Средневековье. Сохранилось свыше 1600 манускриптов (вероятно, только у Библии их больше). Латинский оригинал был напечатан в 1470 году, а к 1501 году вышло от 70 до 90 изданий, плюс переводные, тоже многочисленные с самого начала[9].
Нужно правильно понять характер книги: в ней собраны литургические введения к праздникам и жизнеописания святых, согласно литургическому календарю. Иаков Ворагинский продолжал в дальнейшем ее редактировать, да и сам формат предусматривал включение новых текстов – например, о святых, почитаемых в разных местах, – а также добавления или сокращения, так что со временем версий набралось очень много и весьма различных. Так, от оригинала, насчитывающего 178 глав, пришли к изданиям с 440 главами.
И еще несколько слов скажем о самом названии. Латинское слово «legenda» означает просто «то, что надо прочитать» – в данном случае, о святых. Однако факт остается фактом: составившие книгу биографические повествования, сложившиеся в ходе веков, не слишком надежны с точки зрения исторической истины, а потому в большей мере «легендарны» в нынешнем смысле слова. Но это не причина их недооценивать. Сам основатель критического труда «болландистов», Жан Болланд, защищает книгу Иакова Ворагинского: «Допускаю, что его стиль не изящнее, чем у писателей его времени; тем не менее он не только был мудр и свят, но и наделен значительным благоразумием и рассудительностью».
Преодолев первое впечатление, надо понять, что «жизнеописания не собраны случайно, ни согласно их местной значимости, ни согласно их формальной или культурной типологии, но введены в круг литургического года и составляют единый грандиозный памятник жизненных примеров. Апостолы – персонажи Священного Писания – шагают в историю христианского народа. Мученики из имперской эпохи напоминают о добродетелях и достоинствах философа. Исповедники, не достигшие насильственной смерти, провозглашают истины, которые в эпоху Иакова требуется восстановить и зафиксировать. Монахи, обитавшие на территориях, ныне не христианских, остаются носителями идей или ценностей обновления во всей истории Церкви. Проститутки демонстрируют бесконечную способность и волю к перемене в человеческих поступках. Современные или почти современные святые свидетельствуют о том, что образцы принадлежат не только прошлому»[10].
Было также отмечено, что без этой книги «невозможно понять символизм скульптур в великих соборах, большей частью декорированных на основе восхитительных описаний и легенд, собранных генуэзским прелатом. Его истории и чудеса изображены живописно и скульптурно в нишах и на капителях соборов и церквей по всей Европе и служат наилучшим ключом к истолкованию изображений, независимо от исторической аутентичности излагаемых фактов»[11]. В любом случае повествование необыкновенно увлекательное – шедевр, постоянно сопрягающий примеры святости с перипетиями человеческой жизни, во всей их красоте и драматичности. Иньиго, прикованный к постели, хотел читать романы – а эти истории не меньше изумляют и захватывают, но смысл их в том, что они предлагают героический идеал святости в разных формах.
В отличие от Лудольфовой Жизни Христа, многочисленность вариантов и изданий – в том числе на кастильском языке – не позволяет сказать с уверенностью, в каком именно виде Leyenda de los Santos досталась Игнатию. Но это не так важно. Отец Кабасес публикует полную перепечатку ценнейшего тома ин-фолио, изданного в Севилье в 1521-1522 году с иллюстрациями, объемом почти 300 – мы сказали бы 600 – страниц. Скорее всего, нечто подобное было у Иньиго. В конце жизни он скажет о том чтении (известное место в Автобиографии): «Ибо, читая о жизни нашего Господа и святых, он впадал в размышления, рассуждая сам с собою: „А что было бы, если бы я сделал то, что сделал святой Франциск, и то, что сделал святой Доминик?” […] Размышления его состояли в том, что он говорил сам себе: „Святой Доминик сделал то-то – значит, и я должен это сделать; святой Франциск сделал то-то – значит, и я должен это сделать”» (A 7).
Известно также, что именно размышления, длившиеся «долго», о различных внутренних реакциях на чтение дали начало обращению: «Была налицо следующая разница: думая о вещах мирских, он весьма услаждался; но когда, утомившись, он оставлял эти мысли, то чувствовал скуку и недовольство. Когда же он думал о том, чтобы пойти в Иерусалим босиком, питаться одними травами и совершать все прочие подвиги покаяния, которые, как он увидел, совершали святые, – то утешался он не только тогда, когда задерживался на таких мыслях, но и, даже отстранив их, оставался доволен и радостен» (A 8).
Дальше, думая о прошедшей жизни и ощущая потребность в покаянии, Игнатий утверждает: «Тут-то и пришло к нему желание подражать святым, невзирая на обстоятельства, но, уповая, с помощью Божией сделать то же, что делали они. Но все, что он хотел сделать после выздоровления, – это отправиться в Иерусалим» (A 9). Затем он думает и о том, что делать по возвращении из Иерусалима, «дабы всегда жить в покаянии»: «Удалиться в картузианский монастырь в Севилье, не говоря, кто он такой, чтобы как можно меньше людей смогли его отыскать, и там не питаться ничем, кроме трав» (A 12). И когда силы к нему вернулись и он отправляется из Лойолы в паломничество, примеры святых остаются в его мыслях и воображении: «Вспомнив о каком-нибудь подвиге покаяния, совершенном святыми, он задавался целью совершить то же самое, и даже еще больше. В этих-то мыслях и черпал он все свое утешение» (A 14).
Впоследствии, далеко продвинувшись по духовному пути, Игнатий поймет, что горячее желание подражать святым в первое время было еще слишком «внешним», нуждалось в углублении и упорядочении: «Все его намерение заключалось лишь в том, чтобы совершить эти великие внешние деяния, поскольку их совершали святые во славу Божию. При этом он не вдавался ни в какие дальнейшие подробности» (A 14).
Во всяком случае очевидно, что Легенда оказала глубокое влияние на Иньиго, не только в те дни в Лойоле, но и впоследствии. Ограничиваясь кратким перечислением самых явных пунктов, посмотрим прежде всего на жизнеописания св. Франциска и св. Доминика. Подражая св. Доминику, кающийся Игнатий в Манресе решил предаваться умерщвлению плоти трижды в день и путешествовать по морю совсем без денег. Подражая св. Франциску, отказался от своей одежды и взял одежду бедняка. Сильное впечатление на Игнатия произвел и рассказ о покаянной жизни св. Онуфрия: тот носил длинные нечесаные волосы и питался только финиками и травами[12].
Паломничество в Иерусалим, классическая тема средневековой духовности, и желание там остаться присутствуют в жизнеописании св. Алексия. А в рассказе о жизни святых Иоакима и Анны есть подробность, которая так впечатлила Игнатия, что он перенесет ее как она есть в текст Духовных упражнений, в заключение седьмого правила о том, как давать милостыню: «Перед нами пример святого Иоакима и святой Анны, разделивших свое имение на три части: первую они отдавали бедным, вторую – на служение во храме, а третью оставляли себе для поддержания самих себя и своей семьи» (ДУ 344).
В жизнеописании св. Людовика, короля Франции, говорится о его усердии в крестовых походах – возможно, отголоском этому станет размышление о «призыве Царя» в Упражнениях. В литургическом введении к празднику Вознесения говорится об отпечатках, оставленных ногами Иисуса на Масличной горе перед восхождением на небо, – Игнатий заинтересовался этим чрезвычайно, и с этим связан знаменитый эпизод накануне возвращения из Иерусалима.
Можно продолжать, но не обязательно: уже очевидно, что обширный и чудесный мир историй о святых стал той средой, в которой рыцарь, завоеванный Христом, ищет свой путь служения новому Царю.
Как читал св. Игнатий?
Но есть еще кое-что, на чем следует остановиться. Иньиго не довольствуется беглым ознакомлением с великими книгами, попавшими к нему в руки: «качество» его чтения примечательно. Как он сам рассказывает – а мы подчеркиваем, – «пока он читал их и перечитывал, написанное там его захватывало» (A 6). Читатель размышляет и задается вопросами, поначалу часто отвлекается, но процесс обращения продолжается, так что все домашние замечают, что происходит внутреннее изменение, а он, «ни о чем не заботясь, продолжал читать и вынашивать свои благие замыслы» (A 11).
Но вот первая фаза процесса обращения, с частыми отвлечениями и все еще очень пристальным вниманием ко внешним аспектам в подражании святым, завершилась; чтение и размышление углубились, и к ним прибавилось письмо: «Поскольку же эти книги ему весьма понравились, он пришел к мысли о том, чтобы вкратце выписать кое-что самое существенное о жизни Христа и святых. Уже начав понемногу подниматься <с постели> и ходить по дому, он принялся с изрядным тщанием делать выписки в книгу: слова Христа – красными чернилами, а слова Богоматери – голубыми. Бумага была вылощена и разлинована, а почерк – великолепен, так как он был очень хорошим писцом. В книге было почти 300 полностью исписанных страниц in quarto. Часть времени он тратил на записи, а часть – на молитву» (там же).
Читать и писать Иньиго умел с отрочества, но, несомненно, в Аревало, учась и служа у главного счетовода при кастильском дворе, а затем в Нахере, на службе у герцога и вице-короля Наварры, он приобрел богатый опыт в административной – еще больше, чем в военной – сфере, то есть близко познакомился с письменной документацией и упражнялся в письме, так что, как мы видели, мог без ложной скромности назвать себя muy buen escribano. В самом деле, если посмотреть на какую-нибудь его рукопись (а он исписал много страниц, особенно в ходе своей весьма обширной переписки), нельзя не восхититься красивым и ровным почерком. Итак, углубленное и избирательное чтение – он говорит, что из огромной книги Лудольфа выбирает «кое-что самое существенное», – подкреплено упражнением в письме.
Мало того: прекрасное издание Жизни Христа, напечатанное в Алькале, со словами Господа в красном цвете, наводит Игнатия на мысль о полихромном письме. Тщательно, на бумагу отличного качества, он переписывает текст выборочно, выделяя главное, обращая внимание на разный характер главных героев повествования, о котором он размышляет. Проявляется личность Игнатия, и мы уже можем догадаться, в каких направлениях будут развиваться его молитвенный метод и педагогика: к самому главному, в глубину, со вкусом, внимательно и вовлеченно. Его чтение – никоим образом не быстрое и уж подавно не поверхностное. Мы видим решимость, постоянство и методичность, с какими впоследствии он найдет в себе мужество взяться, в уже не молодом возрасте, за долгую и трудоемкую учебу: от начатков латыни до докторской степени по богословию. Хотя и переписывая только «самое существенное», Игнатий заполняет 300 листов «in quarto», с обеих сторон. Это не мало. Вероятно, в начале паломничества обширная рукопись оставалась при нем, по крайней мере до Манресы, где появится на свет книга Духовных упражнений, а может быть, и далее.
Заключение
Но пора подводить итоги. Раненый Иньиго, чтобы скоротать время, просит дать ему книжек, потому что он большой любитель чтения. Невестка Магдалена предлагает два произведения. Не просто книжки, а тексты из числа самых важных и распространенных в христианской европейской литературе за последние двести лет, переведенные на кастильский язык и напечатанные в недавние десятилетия, когда процветала религиозная жизнь и культура в Испании при королях-католиках. Великолепные издания ин-фолио, книги объемные и увесистые; Игнатий должен был держать их на коленях или на подставке. Написанные в изысканном стиле и увлекательные.
Иньиго берется за чтение, и его жизнь начинает меняться. Он встречает притягательную личность – Иисуса Христа, Который страдает и умирает за него и зовет за Собой. Иньиго общается с Его Матерью, отправляется в путь в огромном строю святых, истинных учеников Христовых, перенимает их идеалы, добродетели, героизм. Читает и перечитывает по многу раз, учится беседовать со Христом, с Марией, со святыми. Переписывает слова, которые отчетливее должны отпечататься в памяти и сердце, примеры, вдохновляющие и вызывающие желание подражать.
Двигаясь дальше и набираясь христианского опыта, по-прежнему под Господним руководством, Иньиго будет лучше узнавать Иисуса, подражание святым станет более взвешенным и зрелым, духовная педагогика обретет характерные черты, соответствующие новым временам. «Большая книга» из листов, исписанных в Лойоле, может и потеряться по дороге, но тогдашнее чтение уже внесло решающий и устойчивый вклад в формирование новой личности – Игнатия-паломника, автора Упражнений – того, кто даст начало новой форме посвященной жизни. Из древней сокровищницы христианского предания рождается в Католической церкви духовное течение, которое придаст ей новые силы и новое усердие для миссии.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Сведения о Магдалене де Араос черпаем отсюда: H. Rahner, Ignazio di Loyola e le donne del suo tempo, Milano, Paoline, 1968, 185-187.
[2] E. del Río, Introducción a: Ludolfo de Sajonia, La Vida de Cristo, Madrid, Universidad de Comillas — Institutum Historicum Societatis Iesu, 2010, VIII-IX.
[3] Ignazio di Loyola, s., Autobiografia. Commento di Maurizio Costa, Roma, AdP, 2010, n. 5. Русское издание: Игнатий Лойола, Рассказ паломника о своей жизни, М., Колледж философии, теологии и истории св. Фомы Аквинского в Москве, 2002, 5. Цитаты с классической нумерацией приведены непосредственно в тексте статьи.
[4] E. del Río, Introducción a: Ludolfo de Sajonia…, цит., XIX.
[5] Ср. R. García-Villoslada, Sant’Ignazio di Loyola, Cinisello Balsamo (Mi), Paoline, 1990, 183 s; P. Leturia, «El „Reino de Cristo” y los prólogos del “Flos Sanctorum” de Loyola», в Estudios Ignacianos, Roma, Institutum Historicum S.I., 1957, vol. II, 57-72.
[6] Ignazio di Loyola, s., Autobiografia, цит., 46, прим. 24.
[7] E. del Río, Introducción a: Ludolfo de Sajonia…, цит., XII. О книге Лудольфа Жизнь Христа уже выходила статья в нашем журнале: E. Cattaneo, Il Natale con Ignazio di Loyola, lettore della «Vita Christi», в Civ. Catt. 2020 IV 456-463, с обширными цитатами из главы о Рождестве. О соотношении между книгой Лудольфа и текстом Упражнений, ср. R. García Mateo, El misterio de la vida de Cristo en los Ejercicios ignacianos y en el Vita Christi Cartujano. Antología de textos, Madrid, BAC, 2002.
[8] Ср. P. Shore, The «Vita Christi» of Ludolph of Saxony and Its Influence on the «Spiritual Exercises» of Ignatius of Loyola, в Studies in the Spirituality of Jesuits 30 (1998/1), 17.
[9] Щедрым источником сведений о книге Иакова Ворагинского стало для нас введение Ф. Х. Кабасеса: F. J. Cabasés, Introduzione, в Beato Iacopo da Varazze O.P., Leyenda de los Santos, Madrid, Comillas — Institutum Historicum Societatis Iesu, 2007, VII-XCII. L’edizione critica è: Iacopo da Varazze, Legenda aurea, a cura di G. P. Maggioni, Tavernuzze (Fi), Sismel — Edizioni del Galluzzo, 19982.
[10] «Презентация» итальянского издания Jacopo da Varazze, Legenda aurea, a cura di A. e L. Vitale Brovarone, Torino, Einaudi, 20072.
[11] F. J. Cabasés, Introduzione, цит., XVII и XIX.
[12] P. Leturia, El influjo de San Onofre en San Ignacio a base de un texto de Nadal, в Estudios Ignacianos, цит., т. I, 97-111.
Свежие комментарии