26 ноября, мы вспоминаем святого Иоанна Берхманса (Jan Berchmans, 1599-1621), студента, покровителя министрантов, студенческой молодежи и вместе с Алоизием Гонзага и Станиславом Косткой также покровителя молодёжи и студентов в целом.

Иоанн Берхманс родился в 1599 г. в деревне Дист в Брабанте. С 1612 г. изучал классическую литературу в Малине. Вступил в Общество Иисуса в 1616 году.

В 1618 году он был направлен в Антверпен, чтобы начать курс философии. Однако вскоре его отправили учиться в Римскую коллегию. «Явился маленький фламандец, похожий на ангела». Так в Римской коллегии говорили о приходе Иоанна.

Идеальное исполнение своих обязанностей было для Иоанна превыше всего. Это был добрый, услужливый и смиренный человек. Берхманс в любое время был готов взять на себя дополнительные обязанности и послужить своим братьям-иезуитам, особенно больным, исполняя самую непрестижную работу; кроме того, он любил проповедовать по воскресеньям на улицах Рима.

Постоянное напряжение и усилия подорвали его здоровье. Лихорадка и кишечная инфекция не давали никаких шансов на выживание. В пятницу, 13 августа 1621 года, как только рассвело, Иоанн сжал в руке распятие вместе с розарием и Уставом – три предмета, которые были ему дороже всего (“haec tria mihi carissima”), и попросил прочесть литанию к Пресвятой Деве. Он прошептал: «Пресвятая Дева дев, Матерь целомудренных», и испустил последний вздох.

Иоанна Берхманса стали почитать святым практически сразу после его смерти.

Правила святого Иоанна Берхманса

  • Моё сердце только тогда может жить в безопасности, когда пребудет в искренней и детской любви к Божьей Матери.
  • Мало говорить, много делать.
  • Придавать большое значение маленьким делам.
  • Если я не приду к святости в молодости, то никогда не стану святым.
  • Думай о том, чтобы нравиться Господу Богу, а Господь подумает о тебе.
  • Совестливо буду контролировать пунктуальность утреннего пробуждения.
  • Кто не ценит молитву, не устоит в набожности.
  • Всё, что ни делаешь, делай старательно.
  • Терпение – венец всех добродетелей.
  • Никогда не твори того, что тебе в других не нравится; но то, что в них нравится.

Святой Иоанн Берхманс, молись о нас!

***

Адаптация главы из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах»

ИОАНН БЕРХМАНС: ПРИМЕР ДЛЯ ЮНЫХ (1599-1621)

Происхождение

Иоанн был сыном сапожника; происходил из городского простонародья, которое за семнадцать лет семь раз побывало под оккупацией соперничающих армий, что принесло с собой обнищание и опустошение. Можно было бы сказать, что Иоанн принадлежал к классу угнетенных, но несмотря на это в доме Иоанна царили мир и согласие.

Городок во Фландрии

Дист – сонный, всеми забытый городок во Фландрии, который знавал и лучшие времена. Ничего не осталось от стен, которые некогда окружали его, тем более – от венчавших их гордых башен. Ирония судьбы: фламандец Карл V, который унаследовал трон Кастилии и Арагона, принес своему народу господство испанцев. Налоги, взимавшиеся в целях, которые не были в интересах народа, и распространение протестантизма разожгли в народе антииспанские настроения, и начались восстания и войны. «Гёзы», или нищие, кальвинисты, Вильгельм I Оранский Молчаливый, графы Эгмонт и Горн поочередно сражались с двумя Маргаритами, правительницами Фландрии, с герцогом Альбы с его войсками и режимом кровавого террора, Рекесенсом и Хуаном Австрийским и Алессандро Фарнезе, «военным гением», крещенным св. Игнатием. Это противостояние надолго превратило Фландрию в поле битвы, которое дорожным катком проходили соперничающие армии, что неизменно сопровождалось грабежом и насилием.

Ян-Карел Берхманс, сапожных и кожевенных дел мастер, уважаемый член городской общины, был одним из тех, кого война сделала еще беднее. Но в возрасте 22 лет он связал себя узами родства с одной из виднейших местных семей, женившись на Елизавете, дочери Адриана ван дер Хове и Марии Влёгельс. Адриан был членом городского управления и как таковой входил в делегацию, которая отправилась в Антверпен на переговоры по поводу ссуды размером в 50000 флоринов: таков был размер выкупа, который потребовали войска Вильгельма Оранского, взяв Дист 8 июля 1580 года. Алессандро Фарнезе завоевал его 25 мая 1582 года.

Супружеская чета жила на Бобровой улице, а мастерская Берхмансов называлась Gukde Mane («Золотая луна»), и эмблема ее красовалась на дверях мастерской на видном месте. Их первенец явился на свет в субботу 13 марта 1599 года, а на следующий день он был крещен в церкви св. Сульпиция.

За первенцем последовали и другие дети: Адриан, Мария, Карел и Барт. Иоанн с детских лет отличался спокойным нравом и чувством ответственности. Мать всегда могла на него рассчитывать, зная, что он поможет своим младшим братьям. Она заботилась о доме, ее муж занимался сапожной мастерской и сыромятней. 11 августа 1603 года, когда Иоанну было всего четыре года, чума унесла его деда Адриана. Год спустя тысячи восставших испанских солдат, не получавших жалование, напали на Дист, заняли рынок и ратушу и собрались грабить город. Все горожане встали на защиту города, стараясь предотвратить опасность. Им это удалось. Но мятежники оставались в городе до тех пор, пока их не заставила уйти чума. В 1607 году солдаты разбили лагерь на соседних лугах, а два месяца спустя навсегда покинули страну.

Школа

Тогда Иоанн уже ходил в Klyne School, то есть в начальную школу. Она находилась на рыночной площади и выдержала все удары войны. Здесь он научился читать и писать. Изо дня в день по дороге в школу он наблюдал печальное зрелище  руины,  ибо у муниципалитета не было денег на скорое восстановление города. Но невдалеке от старого рынка была церковь св. Сульпиция, гордость города. Иоанн бывал здесь каждый день. Один из священников заметил его, позвал и стал говорить с ним о мессе и учить его служить. Мальчик освоил обряды и латинские ответы, и служение мессы стало его первой любовью. С тех пор он стал верным прислужником в церкви и прислуживал на мессе каждый день.

В доме Берхмансов часто пересказывали воспоминания фламандского народа. Одной из самых любимых историй был рассказ о чудесной статуе Пресвятой Девы из Монтегю, или Scherpenheuvel. 8 сентября 1603 года к этой статуе стеклось около двадцати тысяч паломников, после того как прозрела Перонила Риддерс, слепая женщина из Диста. Примерно в это же время год спустя голландские солдаты напали на толпу в надежде получить большую добычу, ограбив тысячи паломников. Однако, заметив их приближение, паломники вовремя забили тревогу и быстро разбежались во все стороны, между тем как один из иезуитов, который прибыл сюда исповедовать верующих, бежал вместе с чудотворной статуей в соседний замок, а еще один, знаменитый Корнелий a Lapide, спасал Святые дары. Пресвятой Деве приписывают и перемирие, которое 9 апреля 1609 года заключили между собой протестантский Север и католический Юг, признав эрцгерцога Альберта королем. Три месяца спустя, 16 июля, Альберт при огромном стечении народа заложил первый камень нового святилища в присутствии архиепископа Малинского, Маттиаса Ховиуса

Иоанну было тогда десять лет, он уже умел читать и писать и мог перейти в Hogeschool, или среднюю школу, и вкусить розги Валера ван Стифаута. Но его мать парализовало, и детей отослали к теткам Марии и Елизавете, женщинам набожным, но не монахиням, жившим в Begijnhof, своего рода обители – обычно такие обители находились при церквах,  где вели благочестивую жизнь. Но это было временное решение проблемы. Нужно было найти другое, более постоянное.

В те времена многие священники за небольшую плату брали на постой нескольких студентов, в особенности, если те в будущем могли стать священниками. Приходской священник Диста, каноник-премонстранианец по имени Питер ван Эммерик, держал в своем доме такую группу мальчиков. У него еще оставалось место для одного жильца, и он взял к себе в дом Иоанна.

Достигнув одиннадцатилетнего возраста, Иоанн принял первое причастие а накануне первый раз исповедался. Отец Эммерик предоставлял своим постояльцам полную свободу в выборе исповедника. Иоанн же предпочел исповедоваться приходскому священнику, который высоко оценил этот знак доверия и еще больше привязался к своему юному кающемуся. Иоанн был воистину необыкновенным ребенком. Во время трапез он брал на себя чтения, и его часто можно было видеть в een hoeckske met een boecske, «в уголке с книгой», из богатой библиотеки священника.

Дома же росли его братья и сестры, мать по-прежнему была больна. Между тем отца удостоили нескольких общественных постов: он был назначен членом городского совета и городского управления, церковным старостой, главой лучников св. Георгия. Но ни одно из этих званий не помогло ему в его финансовых затруднениях. Однажды, во время летних каникул 1612 года, он сказал своему старшему сыну: «Иоанн, тебе четырнадцать лет; пора тебе уже зарабатывать на жизнь. Мы небогаты; тебе придется оставить учебу». Мать рыдала; сын умолял: «Папа, дорогой, позволь мне учиться. Я буду жить на хлебе и воде, но позволь мне стать священником».

На помощь Иоанну пришли две его тетушки. Они переговорили с директором Begijnhof, Аймонтом Тиммермансом, который хорошо знал мальчика и согласился о нем позаботиться. Он помогал мальчику недолго, однако позже за мальчика вступились другие друзья, прежде всего каноник Франс ван Грунендонк, который предложил устроить его в среднюю школу в Малине. Если Иоанн будет хорошо учиться, нетрудно будет выхлопотать для него стипендию в семинарии, а там уже все пойдет на лад само собой.

В малинской средней школе

Каноник ван Грунендонк ходатайствовал за Иоанна перед своим другом каноником Яном де Фроймонтом из капитула малинского собора, и последний охотно согласился взять его в число своих постояльцев. Если Иоанн согласится сопровождать каноника Фроймонта при посещении прихожан и прислуживать во время трапез, то взамен получит пансион и плату за обучение.

Малин имел мало общего с Дистом. Это был большой город и центр епархии примаса Фландрии. Дом каноника располагался в тени огромной башни собора. Иоанн занимал маленькую комнатку на чердаке.

Он начал посещать занятия в архиепископской школе осенью 1612 года. Надпись вырезанная по камню над входными воротами, сулила юным посетителям школы всестороннее образование:

Arte probus, probitate pius, pietate beatus

Ut vere fias, haec schola culta dabit, 1574.

Обучение было действительно интенсивным: две двухчасовые лекции ежедневно, летом и зимой, с той единственной разницей, что летом лекции начинались в шесть утра, а зимой в половине восьмого. Даже по воскресеньям и праздникам проводилось одно занятие утром и одно во второй половине дня.

Иоанн был в доме каноника всего лишь скромным слугой, но принимал эту роль с тихим спокойствием. Канонику не подобало ходить куда-либо без сопровождения, даже на собрания капитула, и потому его всегда сопровождал Иоанн. Других каноников тоже всегда сопровождали мальчики, но пока их прислужники болтали и резвились, Иоанн посвящал свое время учебе.

У каноника были и другие постояльцы: Михель, Виллем и Корнель ван Родены, сыновья Петера ван Дейвеланда ван Родена, сеньора Родена и Рендерехта, рожденного под Роттердамом. Иоанн должен был заботиться о них и следить, чтобы они хорошо учились и вели себя как следует. Он выполнял свои обязанности так хорошо, что в следующий свой приезд отец их был очень удивлен тем, как сильно преуспели его сыновья.

Приход иезуитов

Положение осложнилось, когда иезуиты, преодолев привычные трудности, открыли свою школу в Малине. Герцог Альбы не был настроен по отношению к ним благожелательно, поскольку не доверял ничему, что не было на сто процентов испанским. Зато Алессандро Фарнезе благоволил к ним, как и правители, пришедшие ему на смену. Ариепископ Ховиус, настроенный поначалу благосклонно, обеспокоился, когда кто-то шепнул ему, что открытие нового учебного заведения повлечет за собой крах его собственной школы. Когда же его уверили в обратном, он смягчился, и школа иезуитов распахнула свои двери в 1615 году.

Иоанн поступил туда одним из первых. Он сам точно не знал, что его привлекло. Иезуитов он знал только понаслышке, но едва узнав, что они открывают здесь школу, он всем сердцем пожелал поступить туда. Этот шаг вызвал возражения: ректор ван Офем не хотел об этом даже слышать; архиепископ Ховиус был недоволен; прочие сокрушались о потере одного из самых многообещающих студентов, и только каноник Фроймонт ему не препятствовал– как кажется, не из любви к иезуитам, но потому, что имел зуб против архиепископа. Отец Иоанна в Дисте был встревожен, когда подумал о возможных последствиях перевода – потере стипендии в семинарии,  и устремился в Малин. Он успокоился, когда префект новой школы, отец ван Малькоте, пообещал позаботиться о том, чтобы его сыну дали стипендию в Лувенском университете. Иоанн поступил на высший курс, риторику.

Влияние новой школы тут же сказалось на учебе Иоанна и еще сильнее – на его духовной жизни. Главными причинами были Братство Пресвятой Девы, основанное в Римской коллегии и вскоре распространившееся по всем другим иезуитским школам и коллегиям, и жизнеописание Алоизия Гонзаги в оригинальном, латинском издании (или во фламандском переводе, изданном в Антверпене в том же, 1615, году). Иоанн читал эту книгу с подлинной страстью. Общество Иисуса начало непреодолимо влечь его, и он твердо решил стать иезуитом подобно своему образцу.

Он предвидел сопротивление судьбы, но был готов и к этой битве.

Битва Иоанна Берхманса

Однажды, в августе 1616 года, Иоанн взял перо и бумагу и написал родителям: «Уважаемый отец, дорогая мама! Уже три или четыре месяца, как Господь наш стучит в дверь моего сердца. Пока я не открыл ее, но мало-помалу понял, что, когда я учусь, хожу, играю или делаю что-нибудь еще, то думаю только об одном: я должен избрать в жизни определенное положение. А потому я принял решение всецело посвятить себя Христу и сражаться за него в Обществе, носящим Его имя. Я могу лишь надеяться, что вы не станете противопоставлять Его замыслам свои. Покорный сын Христа и своих родителей, Иоанн Берхманс».

Отец его откликнулся немедленно. Он тут же устремился в Малин, чтобы поговорить с сыном и переубедить его. Семье без него не обойтись. Иоанн сослался на то, что советовался со своим духовником, отцом де Греффом, и последний уже поговорил с провинциалом иезуитов. «Я поступаю в коллегию». Отец попросил познакомить его с отцом де Греффом, и его привели к молодому священнику, только что принявшему рукоположение. «Отец, что же вы сделали с моим сыном? Разве вы не видите, что семья в нем нуждается? Я погряз в долгах, расплачиваясь за его учебу. Именно ему предстоит содержать семью, а вы хотите забрать его». Де Грефф ответил ему спокойно, но ясно, и рассказал ему свою историю: «Как и Иоанн, я сын сапожника. Единственный сын. Семь лет тому назад мой отец тоже противился моему призванию. Помощь, которую родители надеются получить от своих детей, весьма ненадежна, особенно если при этом они противятся Божественному зову. Вы и вся ваша семья только выиграете, если позволите Иоанну следовать собственному призванию».

Это успокоило господина Берхманса, но не переубедило. Он позвал священнослужителя, гвардиана капуцинов. Но на любой его вопрос и довод у Иоанна был ответ. И гвардиан, вместо того чтобы разубеждать мальчика, поддержал его: «Мой мальчик, не сомневайся: тебя призывает Господь. Постарайся стать хорошим иезуитом».

Скрытая сила

Но другой член той же общины капуцинов, родственник Берхмансов, был иного мнения и приложил все усилия, чтобы отговорить Иоанна от вступления в орден иезуитов. Он стал часто навещать его в доме каноника Фроймонта. Поначалу Иоанн принимал посетителя обходительно. Но однажды монах стал говорить с Иоанном столь бурно, что это оказалось выше его сил. Указав на выход, он сказал: «Отец, если это все, что вы можете мне сказать, вам лучше выйти вот в эту дверь!»

Учебный год подошел к концу, и Иоанн был лучшим на курсе риторики. Отец еще не дал ему согласия. Напротив, он написал Иоанну, прося его на несколько месяцев отложить вступление в орден. 10 сентября Иоанн написал ему ответное письмо, в котором выражал свое «изумление» его просьбой и сообщал, что намеревается поступить в иезуитский новициат через две недели.

Господин Берхманс испробовал последнее средство. Он попросил Иоанна приехать попрощаться с семьей. Каноник Фроймонт, который все это время оставался лучшим союзником Иоанна, заподозрил, что в этой просьбе кроется какая-то ловушка, и посоветовал ему написать «своему уважаемому отцу, проживающему в Золотой Луне», третье письмо. Иоанн просил своих родителей «приехать не позднее вечера среды, дабы я мог с вами распрощаться». Каноник прибавил к письму такой постскриптум: «Господин председатель Ян Берхманс, непременно приезжайте, как только сможете, на этой же неделе!»

Победа

Но это была только половина победы. Иоанну не удалось добиться искреннего согласия своего отца. Бедный отец сказал, что дает сыну свободу поступать так, как он пожелает, но пусть сын не ждет от него помощи. Иоанн ответил ему не задумываясь: «Отец, если бы мне служила препятствием одежда, которая надета на мне сейчас, я тотчас скинул бы ее и вступил в Общество в одной рубахе».

Он распрощался с каноником Фроймонтом и с товарищами и в субботу, 24 сентября 1616 года, в возрасте семнадцати лет поступил в новициат в Малине.

В новициате Малина

В субботу, 2 сентября 1615 года, преодолев последние трудности, Иоанн Берхманс распрощался с каноником Фроймонтом и своими товарищами по пансиону и постучал в двери новициата. Вместе с ним пришел еще один кандидат, Дерик ван дер Мер. В саду копал землю один из братьев. У Иоанна вырвалось: «Послушай, нет ничего лучше, чем начать монашескую жизнь с дел смирения и милосердия».

Он взял лопату садовника и принялся изо всех сил копать.

Послушников было около сотни, в основном фламандцы, несколько – точнее говоря, пятеро – ирландцев и один англичанин. В ноябре 1616 года Иоанн узнал, что его мать при смерти. Родные хотели, чтобы он навестил ее, но нормы не дозволяли этого, и он смог лишь написать ей очень нежное письмо, последнее из многих. Она умерла 1 декабря. Несколько дней спустя к Иоанну приехал отец и попросил его вернуться домой и помогать семье. Как ни странно, его беседа с Иоанном вызвала в нем глубокую перемену. Он совершил духовные упражнения и решил стать священником. Архиепископ Ховиус из Малина рукоположил его 14 апреля 1618 года и назначил его каноником церкви св. Сульпиция в его родном городе.

Хотя образцом для Иоанна служил Алоизий Гонзага, он не отказывался от своей индивидуальности. Во-первых, он обладал таким веселым нравом, что товарищи прозвали его братом Иларием – «братом Радостным». Он не знал французского языка, и ему велели его освоить. С тех пор он каждый день переводил предложения с фламандского на французский и наоборот. К концу новициата он мог уже произносить по-французски небольшие проповеди в трапезной. Он также обучал христианской вере жителей соседних деревень, притягивая старых и молодых своей обаятельной простотой, и проявлял необычайную способность сообразовывать свои действия с обстоятельствами.

Прощание

Он принес обеты 24 сентября 1618 года и был направлен в Антверпен, чтобы начать курс философии. Однако 18 октября, едва начались занятия, ректор известил его о том, что он должен отправиться в Рим и учиться в Римской коллегии. С ним поедет Барт Пеннеман. Они пустились в путь, но добравшись до Малина, он случайно узнал, что 12 числа того же месяца умер его отец; родные же даже не потрудились сообщить ему. Этот бессердечный поступок причинил ему боль, и он немедленно написал своим тетушкам и дядюшкам: «Поначалу я был поражен этим известием и весьма огорчен тем, что вы не дали мне об этом знать. Я очень прошу вас позаботиться о двух моих братьях, дабы они росли воспитанными и богобоязненными. Я бы с радостью пришел и попрощался, но у меня нет времени, и я вынужден довольствоваться письмом».

Иоанн и Барт начали свой долгий путь в Рим 24 октября. Шли они в основном пешком через Гент, Париж и Лион, спустились в долину Рейна, взошли на Альпы, двинулись дальше в Милан и Лорето и наконец, в последний декабрьский день, достигли Рима.

В Римской коллегии

Студентов, изучавших философию, разделили на две группы: на тех, кто был на первом и втором годах обучения (они назывались «младшими») и занимал верхние этажи, и тех, кто находился на третьем году обучения («старшие») и жил на нижнем этаже. «E venuto un fiamminghetto che pare un angelo» – «Явился маленький фламандец, похожий на ангела». Так в Римской коллегии возвестили о приходе Иоанна.

Младшие приветствовали его самым теплым образом, и у них уже были на него виды. Среди них были  и хулиганы, и тихони. Первые сразу присвоили новичка себе. Он же чувствовал себя с ними вполне на своем месте, но не желал, чтобы его монополизировали. Через месяц он уже дружил и с теми, и с другими. Отец Камилло Гори, который отвечал за младших, заметил это и сказал одному из них: «Смотрите, не испортьте мне fiamminghetto. Поверьте мне, он buono, buono, buono: очень, очень хороший». То ли потому, что он испытывал к Иоанну особенно теплые чувства, то ли потому, что всякий видел в нем нового Алоизия Гонзагу, но отец Камилло отвел ему комнату, которую последний занимал тридцать лет тому назад.

«В этой коллегии проживает более двухсот отцов и братьев, почти все они студенты. Среди них есть представители самых разных народов: испанцы, поляки, немцы, португальцы, далматинцы, сицилийцы, неаполитанцы, бельгийцы, литовцы, французы;  но всех их связывают узы братской любви словно детей одной матери»,  писал Иоанн канонику Фроймонту.

Ректором был отец Джироламо Тальява, но в январе 1620 года его сменил отец Виргилио Чепари, который был в свое время товарищем Алоизия Гонзаги и намеревался написать житие этого святого и который однажды напишет и об Иоанна Берхмансе. У него была возможность хорошо узнать его, ибо Иоанн встречался с ним дважды в месяц.

Принципы Иоанна

Идеальное исполнение своих обязанностей было для него превыше всего. Это видно из призывов, которые он сам себе писал и которые характеризуют его духовность: «Age quod agis» («Делай, что делаешь»), «Facere ex toto corde cum tota applicatione quecumque facis» («Вкладывай все сердце и силы во все, что делаешь»), «Mea maxima poenitentia vita communis» («Мое важнейшее дело покаяния – общинная жизнь»), «Odisse un pestem dispensationem» («Ненавидь поблажки как чуму»), «Disrumpar potius quam minimam regulam transgrediar» («Я скорее позволю разорвать себя на части, чем нарушу малейшее правило»).

Хотя он с великим рвением предавался учебе, но не терял из виду и свои духовные устремления, придававшие его усердию смысл. «Иезуит,  говорил он своему преподавателю и наперснику отцу Пикколомини,  должен постоянно расширять горизонты своих устремлений, и сердце его должно быть велико, как мир». Он страстно желал участвовать в миссиях, особенно в китайской, и горел жаждой мученичества, которое было в те времена совсем не редкостью. Он не был неприступным, напротив, был добрым, услужливым, смиренным. Он составил знаменитый список добродетелей своих настоятелей и товарищей: «Доброта и учтивость отца генерала; ученость отца провинциала; невозмутимость отца ректора, участливость отца Буффало; любовь и забота об учениках отца Пикколомини; любовь к одиночеству отца Корнелия a Lapide; доброта и послушание брата Оливы (будущего генерала)», и т.д.

Болезнь

Постоянное напряжение и усилия подорвали его здоровье. Барт Пеннеман, его спутник на пути в Рим, безвременно скончался, и это, как кажется, открыло ему глаза на его собственное состояние. Он обеспокоился. 8 июля он блестяще сдал итоговый экзамен по философии. Несколько ректоров итальянских школ хотели бы видеть его в своих учебных заведениях, однако его провинциал велел ему вернуться в Бельгию.

Однако он не достался никому. Вечером 31 июля, рассказывает Чепари, он почувствовал, что конец близок, и не ошибся. 2 августа было очень жарко и, хотя он чувствовал себя неважно, но отправился вместе с братом Джованни Черрути в церковь св. Марии Ангелов, дабы получить индульгенцию, которую давали в этот день. 5 июля, в четверг, который был здесь выходным днем, он направился вместе со всеми на виллу в пригороде Рима. 6 июля состоялся публичный диспут между Римской и Греческой коллегиями, но студент, который должен был играть в этих дебатах ведущую роль, не явился, и Иоанна попросили заменить его. Целый час он вел дискуссию с великолепным знанием дела, но всю следующую ночь у него был жар. В субботу, седьмого, он почувствовал себя настолько обессиленным, что не смог даже сделать свои обычные краткие записи после утренней медитации. В три часа пополудни он кое-как добрался до комнаты ректора и сообщил ему, что болен. Чепари приказал ему отправляться в лазарет, и санитар велел ему лечь в постель. Восьмого, в воскресенье, он причастился, и его навестил врач, который нашел, что состояние его несколько улучшилось. Однако к вечеру температура у него резко поднялась и появились симптомы острой дизентерии. Девятого, в понедельник, врач прописал больному крайне невкусное и явно бесполезное лекарство: Иоанн выпил его до дна, но ему стало только хуже, и у него появились симптомы зарождающейся пневмонии. Десятого его посетители приходили в ужас от его вида, и только он сам оставался спокоен.

«Не знаю, за кем я ухаживаю, за человеком или за ангелом,  сказал санитар. – Он без единого слова соглашается на все, что я ему предлагаю, и все твердит, что мы слишком много о нем беспокоимся».

Поскольку улучшений не наступало, отец Чепари решил дать ему последнее причастие. «Скажи мне, брат, если бы Господь наш решил забрать тебя от нас, был бы ты готов к нему отправиться?»  спросил он Иоанна. «Я был бы полностью готов, отец ректор. Только об одном бы я жалел: узнав, что и я, и брат Пеннеман умерли, фламандские настоятели, возможно, не пожелают больше  посылать людей в Рим».

Последний день

В четыре часа утра, в субботу, одиннадцатого числа множество студентов и священников сопровождали Евхаристию, которую нес Иоанну отец ректор. Иоанн, облаченный в сутану, лежал на тюфяках, разложенных на полу. Когда пришло время, он преклонил колени и сказал удивительно твердым голосом: «Я верю и заявляю, что это воистину Сын Бога всемогущего и Пресвятой Девы Марии. Я заявляю, что желаю жить и умереть как истинный сын нашей Пресвятой Матери, Католической, Апостольской и Римской Церкви. Я заявляю, что желаю жить и умереть как истинный сын Общества».

После таинства все его обняли, и каждому он сказал несколько слов. В последнюю очередь он обнял отца Грасси, своего застенчивого преподавателя математики, стоявшего в уголке. Иоанн обхватил руками его шею и поблагодарил его за уроки. Глубоко тронутый, Грасси пал на колени и попросил Иоанна простить его, потому что он слишком мало о нем заботился; осмелев, он попросил Иоанна испросить для него дар молитвы. Иоанн смутился и попытался остановить его: «Приободритесь, отец, приободритесь!»

В четверг, двенадцатого числа, посетителей стало больше, и теперь они уже приходили проститься. Одним из последних пришел Миклош Раткаи, венгр и близкий друг больного. «Это наша последняя встреча на земле,  проговорил Иоанн. – Я не перестану любить тебя и на небесах». И здесь их беседа должна была бы закончиться, но у Миклоша была к больному последняя просьба, на которую Иоанн ответил после небольшого раздумья: «Да, Миклош, я испрошу для тебя дух молитвы, целомудрия и умерщвления».

Все старались не отходить от лазарета далеко, дабы не пропустить последних мгновений его жизни. После довольно беспокойной ночи («мое последнее испытание» назвал ее Иоанн) он вновь обрел присущий ему покой.

В пятницу, 13 августа 1621 года, как только рассвело, Иоанн сжал в руке распятие вместе с розарием и Уставом – три предмета, которые были ему дороже всего (“haec tria mihi carissima”),  и попросил прочесть литанию к Пресвятой Деве. Он испустил последний вздох на воззвании: «Пресвятая Дева дев, Матерь целомудренных».