Ян Бейзим – «отец и мать прокаженных» | Общество Иисуса - Иезуиты в России, Беларуси, Киргизии

12 октября Общество Иисуса вспоминает блаженного Яна Бейзима (Jan Beyzym, 1850-1912), польского священника-иезуита, посвятившего свою жизнь служению бедным и маргинализированным жителям Мадагаскара.

Бейзим родился в 1850 году на территории нынешней Украины в зажиточной семье и получил хорошее образование. Он присоединился к ордену иезуитов в 1872 году и был рукоположен в священники в 1881 году. С самых первых лет в ордене он отличался заботой о больных: во время его послушничества случилась эпидемия холеры и он получил разрешение своего настоятеля выходить на улицы поселения, чтобы ухаживать за больными.

После рукоположения до 1898 года он работал учителем в иезуитских школах-интернатах в Тернополе и Хыруве, где преподавал французский и русский языки. Студентам он особенно запомнился своим чувством юмора. В 1898 году он покинул родину, чтобы с разрешения своих настоятелей присоединиться к иезуитской миссии к прокаженным возле Тананаривы на Мадагаскаре.

Остров был колонизирован французами, а местное население страдало от крайней нищеты и болезней. Иезуиты основали там миссию, а Бейзиму было поручено курировать строительство больницы для прокаженных.

По прибытии на Мадагаскар Бейзим был шокирован условиями жизни местного населения. Он воочию стал свидетелем воздействия бедности, недоедания и болезней на население. «Никто о них не заботится: ни врачи, ни санитары, ни сестры. Абсолютно никто. Аптеки нет и следа. Они одеваются во что попало: найдут старый мешок – и одеты. Они получают килограмм риса на человека в неделю. Этого едва хватает, чтобы не умереть с голоду. У них нет лекарств, нет даже тряпок, чтобы забинтовать раны», – писал Бейзим. Он также видел, как французские колонизаторы относились к местным жителям как к людям второго сорта. Этот опыт оказал глубокое влияние на Бейзима и он почувствовал себя обязанным сделать все возможное, чтобы помочь аборигенам Мадагаскара.

Прежде всего он сделал все, что было в его силах, чтобы облегчить их голод и улучшить гигиену. В Хыруве он научился оказывать некоторые простые виды медицинской помощи. Результаты скоро дали о себе знать: смертность упала с 5-7 человек в неделю до 5-7 человек в год.

Бейзим пытался как-то украсить их запущенное жилье. Он отремонтировал четыре барака так называемой лечебницы, стал сажать и выращивать цветы, посвящал свободное время резьбе по дереву, ремеслу, которым владел сам.

Но на этом усилия Бейзима не закончились. Он также боролся за права местного населения, выступая за лучшее обращение со стороны французских властей. Он выступал против эксплуатации рабочих и помогал создать для них справедливые условия труда.

Работа Бейзима на Мадагаскаре не обошлась без проблем. Он столкнулся с сопротивлением со стороны французских властей, которые видели в нем угрозу своему колониальному правлению. Ему также пришлось столкнуться с языковым барьером и культурными различиями.

Отец Бейзим осознавал, что его слабое знание малагасийского не позволяет ему общаться с больными, как он того желает, и наставлять их в вере. В начале февраля 1901 года он на два месяца отправился в миссию, находившуюся в четырнадцати километрах от лепрозория. «Мне было трудно покидать моих бедных больных, но я должен был сделать это для их же собственного блага. Иначе я ничего бы не смог добиться. А потому я должен воспользоваться этой уникальной возможностью». Но даже тогда он приезжал к ним по воскресеньям служить мессу: «Я приезжаю в субботу утром и бегу повидаться с больными и перевязать их раны. Вечерами я занимаюсь другими делами, а в воскресенье, едва отслужив мессу, возвращаюсь».

Его самоотверженность и преданность больным снискали ему уважение и восхищение местных жителей, которые прозвали его Ray amendreny, «отец и мать прокаженных». Благодаря своей активности и сотрудничеству с прокаженными его репутация вышла далеко за пределы Мадагаскара, что помогло ему найти финансирование для нового лепрозория. Строительство новой современной больницы заняло почти девять лет (1902-1911), но ожидание и затраченные усилия стоили того.

Пациентам никогда не доводилось видеть ничего подобного: комнаты с полами и потолками, застекленные окна, умывальники, водопровод, ночные столики, кровати с постельным бельем и матрасами, вверху – образ Матери Божией Ченстоховской, а под нею – номер пациента; в столовой – столы и скамейки. Все это находилось на попечении сестер. Именно так и мечталось Бейзиму с самого начала.

Были и смешные случаи. Один больной, придя впервые на обед, уселся на корточки на скамейке спиной к столу, где уже стояла его тарелка. Еще один открыл в своей комнате кран. От давления из крана вырвалась мощная струя воды. Вместо того чтобы отрегулировать напор, он в ужасе выбежал из комнаты, призывая на помощь.

Но усовершенствования касались не только материальной жизни. Теперь Бейзим смог ввести здесь строгое расписание, благодаря которому пациенты весь день были заняты полезными вещами. Он знал, что безделье не менее вредно, чем антисанитария. Он также стал уделять еще больше внимания духовным нуждам больных. Многие уже попросили о крещении, тронутые примером христианской любви, который подавал им Бейзим. Теперь настало время создать образцовую общину. Но заняться этим предстояло уже другим, так как вскоре, 2 октября 1912 года, Ян Бейзим оставил этот мир.

18 августа 2002 года он был беатифицирован Римским папой Иоанном Павлом II во время его посещения Кракова.

Жизнь Яна Бейзима – свидетельство силы любви, сострадания и веры. Пример его жизни показывает, что истинное счастье и удовлетворение приходят через служение другим и что величайший дар, который мы можем сделать, – это дар самих себя.

Фото: Galleries — Jan Beyzym

***

В мадагаскарском лепрозории: Ян Бейзим (1850–1912)

Глава из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах».

Татарин

Школьники прозвали его Татарином. Во-первых, за внешность: большой и плоский лоб, широкое лицо, большие губы, широкие плечи, сильные, жилистые руки.

Но также за то, что предки его боролись с татарскими захватчиками. Основатель рода, Бей-Зима (то есть бей Зымы) остановил их полчища, за что литовские князья вознаградили его грамотой о натурализации, обширными земельными владениями на берегах Хоморы и дворянским титулом. За все это молодой иезуит позволил прозвать себя Татарином.

Это прозвище свидетельствовало о всеобщей любви. И он заслужил ее. Школа находилась на холме под Хырувом (ныне Хуров, город в Украине, примерно в 15 километрах от польской границы). Здание, только что достроенное (1883–1887), было огромно (182-метровый фасад и с каждой стороны по крылу) и до отказа заполнено студентами, пансионерами.

Молодого отца Бейзима направили в Хырув в 1887 году преподавать русский и французский язык, но вскоре сделали префектом самой трудной группы – учеников средних классов, непоседливых подростков. «В нагрузку» ему поручили еще управление лазаретом, состоявшим из десяти палат, – настоящей больницей.

Хотя у него были подчиненные, он не гнушался и самой простой работы и ухаживал за больными, словно мать. Он был одарен еще одним качеством: был прекрасным рассказчиком и мог много часов подряд околдовывать своих мальчишек какой-нибудь историей долгими зимними вечерами. Поскольку все хотели слушать, такие встречи устраивались для всей школы, для всех классов по очереди. Его называли вторым Жюлем Верном. Его истории затягивались на несколько дней, а иногда так и оставались незаконченными. Тогда его слушатели непременно хотели знать, чем все закончилось. Жюль Верн II оправдывался тем, что тоже не знает, чем все закончилось: ему нужно было бы спросить у своих героев.

В замысле Божьем хырувский лазарет был для Бейзима подготовкой к работе в другой лечебнице, которая потребует куда большего самоотречения и героизма.

Второе призвание

Все случилось непредвиденно и стремительно. Аполониус Краупа, молодой иезуит, проходивший практику преподавания в той же самой школе, дал обет, что постарается посвятить свою жизнь заботе о прокаженных. В мае 1897 года ему случилось прочесть брошюру, в которой описывалась участь этих людей в одной из стран, где у Общества была миссия. Чтение этой книжки укрепило в нем это старое желание, но он боялся, что не сможет осуществить его, пока не примет рукоположения. Он разговаривал с Бейзимом. Слушая его, Бейзим, должно быть, ощутил в себе настойчивый призыв. Решительным тоном он заметил: «Я священник и подобных препятствий не встречу. Если мои настоятели мне позволят, я отправлюсь к прокаженным».

Сказано – сделано. Он поговорил с ректором, который одобрил его намерение, и в тот же день, 13 ноября 1897 года, написал отцу генералу Луису Мартину: «Мой возраст, 48 лет, может показаться помехой, но я силен и надеюсь, что Бог позволит мне еще несколько лет потрудиться».

Генерал ответил утвердительно. Бейзим отправится в лепрозорий, которым иезуиты провинции Тулузы управляли в Амбахивораке, на Мадагаскаре. 30 декабря следующего года Бейзим был в Тананариве, готовый отправиться в Амбахивораку, как только научится говорить на ломаном малагасийском.

Он не стал ждать так долго. Лепрозорий находился примерно в 10 километрах от города, и он стал посещать его по воскресеньям, чтобы совершить мессу и оказать людям те услуги, которые он мог оказать и без знания языка. Но даже это его не удовлетворило, и через два месяца он полностью переселился в лепрозорий.

Больных он нашел в плачевных условиях. «Никто о них не заботится: ни врачи, ни санитары, ни сестры. Абсолютно никто. Аптеки нет и следа. Они одеваются во что попало: найдут старый мешок – и одеты. Они получают килограмм риса на человека в неделю. Этого едва хватает, чтобы не умереть с голоду. У них нет лекарств, нет даже тряпок, чтобы забинтовать раны».

«Возмутительно видеть, как здесь обращаются с этими несчастными. Доходит до того, что их сгоняют, словно скот, кидаясь в них камнями. Если кто-то подает им милостыню, то кидает им деньги, как собаке кости. Любой другой был бы оскорблен, но они остаются спокойными. Они так привыкли к тому, что внушают отвращение, что удивляются обратному».

Именно так случилось с Бейзимом. «Когда они в первый раз увидели, как я перевязываю раны, они в изумлении окружили меня и говорили: “Смотрите, он не боится прикасаться к ранам”».

Они прозвали его Ray amendreny, «отец и мать прокаженных», каким он и был. Прежде всего он сделал все, что было в его силах, чтобы облегчить их голод и улучшить гигиену. В Хыруве он научился оказывать некоторые простые виды медицинской помощи. Результаты скоро дали о себе знать: смертность упала с 5–7 человек в неделю до 5–7 человек в год.

Он осознал, что его слабое знание малагасийского не позволяет ему общаться с больными, как он того желает, и наставлять их в вере. В начале февраля 1901 года он на два месяца отправился в миссию, находившуюся в четырнадцати километрах от лепрозория. «Мне было трудно покидать моих бедных больных, но я должен был сделать это для их же собственного блага. Иначе я ничего бы не смог добиться. А потому я должен воспользоваться этой уникальной возможностью». Но даже тогда он приезжал к ним по воскресеньям служить мессу: «Я приезжаю в субботу утром и бегу повидаться с больными и перевязать их раны. Вечерами я занимаюсь другими делами, а в воскресенье, едва отслужив мессу, возвращаюсь».

Расставание и встреча

«Здесь совершенно необходима больница с квалифицированным врачом и санитарами или медсестрами», – вот к какому заключению очень скоро пришел Ray amendreny. Настоятели утвердили его замысел, как обычно, с тем условием, что автор проекта найдет способ его финансировать. Его бюджет составлял 50000 франков, которые он письменно запросил у своих польских друзей. Он не считал себя писателем, но, несомненно, попал в точку, и письма его получили широкую известность. Столь же успешным был и сбор средств. Одновременно Бейзим стал искать уединенное и здоровое место для больницы. Он нашел его в Маране, невдалеке от Фианаранцуа, в провинции Бецилеу.

Когда пришло время расставания, его пациенты были глубоко опечалены. Им придется отправиться в государственную лечебницу, рассчитанную на 700 больных, настоящих отбросов общества, которых держали там силой и за которыми день и ночь следила полиция. Она находилась в шести часах от Амбахивораки, и для них уже были заказаны в ней места. Как тут не плакать?

«Больные окружили меня и стали прощаться, целуя мне руки и горько плача. Я тоже плакал. Они бежали вслед за мной до самой межи, хватали меня за руки и вновь прощались. Я слышал, как они плачут и зовут меня, еще долго после того, как они скрылись из виду».

11 октября 1901 года он прибыл на новое место, чтобы заботиться о новой группе прокаженных и руководить строительством. До тех пор и в Амбахивораке, и в Маране люди целыми семьями ютились в одной комнате, где дети и взрослые толпились, словно скот в хлеву. Беспорядочные связи и антисанитария влекли за собой инфекции и обилие паразитов.

Строительство началось в январе 1903 года. На строительстве больницы работали 100–150 рабочих, и дело шло быстро. Новая лечебница будет иметь два больших корпуса, рассчитанных на 140 пациентов, с отдельными палатами для мужчин и для женщин, чистые и снабженные санитарными удобствами, прежде всего водой, которую Бейзим провел сюда при помощи километровой трубы.

Однажды, работая в своей комнате, он вдруг услышал, что его кто-то зовет. Он подошел к окну и спросил, кто там и чего от него хотят. Это была женщина. Бейзиму показалось, что он уже видел где-то ее лицо, но он не узнал ее.

«Кто вы?» – «Выходите, и я вам скажу».

Бейзим вышел и увидел двух мужчин и женщину. Все они были прокаженные и все с узелками за спиной и казались очень утомленными, будто пришли издалека. «Откуда вы пришли? Если хотите, чтобы вас сюда приняли, вы должны предъявить справку от врача в Фианаранцуа». – «Вы так говорите с нами, как будто мы не знакомы». – «Но мы и вправду не знакомы». – «Вспомните Амбахивораку, и сразу нас узнаете».

Чтобы преодолеть 395 километров, они целый месяц шли через неприступные горы.

«С той поры, как нас перевели в государственную лечебницу, тридцать из нас умерли; теперь нас только пятьдесят. Не все могут ходить, но те, кто может, хотят попасть сюда любой ценой».

Они были первыми. Три месяца спустя начали прибывать и другие. «Мы каждый день читаем розарий за наших путников, с нетерпением ожидая их прибытия. Вы не можете представить, в каком состоянии они прибывают: распухшие, в крови, грязные, оборванные, настолько изнуренные, что падают не в силах шевельнуться. Всякий раз, как прибывает новая группа, те, кто живет здесь, изумляются, с какой братской любовью мы приветствуем друг друга. Последние прибыли вчера вечером».

Трудности и наконец удача

Новая больница была слишком большим новшеством и некоторым влиятельным особам не понравилась. Епископ ее одобрил, но протесты заставили его передумать, и увидев в июне 1904 года во время пастырского визита два новых корпуса, он выразил неодобрение. Бейзим был не в силах переубедить его, но врач, отец Десе, аргументировано изложил ему свое мнение и смог его уговорить.

Потом пошли слухи, будто верховный комиссар Франции намерен национализировать лепрозории и уже связался с французским правительством и попросил его об утверждении своего плана. Епископ снова засомневался и попытался остановить строительство, но уступил настойчивым просьбам Бейзима.

В 1905 году английская золотодобывающая компания обнаружила вблизи лепрозория золотую жилу и начала широкомасштабную разработку месторождения, заняв в ней тысячи людей. Бейзим потерял всех своих рабочих.

Не успел он справиться с этой трудностью, как на него свалилась новая в итоге разделения его миссии на две: одна относилась теперь к провинции Тулузы, другая – к провинции Шампани. Бейзим потерял своих рабочих и работавшего с ним брата: их забрал новый настоятель, потому что они должны были помочь ему в преобразованиях, необходимых для раздела. Бейзим обратился к генералу Общества и вернул своих рабочих назад.

Время от времени его стращали слухами, будто правительство заберет здание. Он не пугался. «Мое правительство – Пресвятая Дева Мария; случится так, как располагает Она, а не так, как предполагает правительство».

Его непоколебимая вера одержала победу, и в праздник Успения 1911 года состоялось торжественное открытие лепрозория. На следующий день прокаженные покинули свои грязные хижины в Маране и переселились в новое здание, в одном километре от нее, в Амбатовори.

Им никогда не доводилось видеть ничего подобного: комнаты с полами и потолками, застекленные окна, умывальники, водопровод, ночные столики, кровати с постельным бельем и матрасами, вверху – образ Матери Божией Ченстоховской, а под нею – номер пациента; в столовой – столы и скамейки. Все это находилось на попечении сестер. Именно так и мечталось Бейзиму с самого начала.

Ему оставалось жить год и месяц. В марте 1912 года он был на пике активности. В июле он страдал частыми приступами лихорадки, после которых чувствовал себя очень слабым. 30 сентября его состояние стало тяжелым. Он умер 2 октября в 5.15 утра.

О. Бейзим был беатифицирован 18 августа 2002 года Римским папой Иоанном Павлом II во время его посещения Кракова.