Из цикла «Иезуиты и продвижение справедливости».

Глава из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах».

Святой или разбойник

Этот иезуит из Манресы искал истины, ненавидел компромисс и все делал открыто. Если его товарищи, изучавшие вместе с ним богословие в Сан-Кугате, читая на занятиях романы, делали это тайно, то он делал это не таясь, положив книгу на большую подставку. Никаких полумер. Он говорил, что был рожден стать либо святым, либо бандитом.

Однако хулиганом он вовсе не был. Идеалистичный, разборчивый, наделенный глубокой человеческой и художественной чувствительностью, он проявлял себя блестяще. Живший в нем поэт заставлял его читать стихи Хопкинса, некоторые из которых он перевел. Он очень серьезно изучал богословие, но не схоластического разлива, какое преподавалось на занятиях. То были годы Собора, когда на церковном небосводе сияло созвездие Ранера и Схиллебекса, Конгара и де Любака, годы возвращения к Библии и традициям первых христиан. Эспиналь был одним из основателей “Sellecciones de Teologia”, испанского теологического аналога популярного «Ридерз дайджест», где освещалось все лучшее, что издавалось в сфере богословия.

Вслед за богословием (1959–1963) он изучал социальные коммуникации в школе журналистики и аудиовизульных средств в Бергамо (Италия). То были годы напряженной работы и больших надежд, задавшие направление всему его последующему служению.

В 1966 году он стал работать в кино и на телевидении. На испанском телевидении он основал еженедельную передачу «Злободневный вопрос», где обсуждались насущные проблемы, которые замалчивались другими официальными средствами массовой информации. Эта программа имела большой успех, и ее перекупила Би-би-си. В 1967 году государственная цензура запретила передачу, в которой были засняты трущобы пригородов Барселоны и интервью с Альфонсо Карлосом Комином, мыслящим человеком и критиком. Он отказался от своего поста на испанском телевидении и даже не пришел на вручение награды, присужденной ему за лучшую программу года.

В это время в Барселоне проездом находился монсеньор Хенаро Прата, делегат Епископской конференции Боливии по средствам массовой информации, который пригласил Эспиналя работать вместе с ним. В 1968 году этот поэт и журналист уехал в Боливию, чтобы никогда уже не вернуться назад.

Открытие в Боливии

Он прибыл 6 августа. Он начал знакомиться с боливийской историей и географией, с сорока этническими группами и культурами Боливии, прежде всего, с туземными: кечуа, аймара, гуарани и амазонцев. А также с материальными богатствами страны: нефтью, газом, рудниками, земледельческим культурами, скотом… Как могло случиться, что Боливия – самая бедная страна в Латинской Америке после Гондураса и Гаити? Затем он обнаружил слабость инфраструктуры, отсутствие политической стабильности, корыcтные интересы отдельных меньшинств и иностранных компаний, разграбивших страну и превративших ее в арену нескончаемых государственных переворотов.

Когда в 1968 году Эспиналь приехал в Боливию, страной правила военная хунта. Он застал еще шесть военных правительств, приходивших к власти в итоге такого же количества государственных переворотов, и только два гражданских правительства. То было жестокое время репрессий, тюрем, казней, исчезновений, нарушений прав человека, военной диктатуры, цензуры. Боливийская Церковь начинала просыпаться: несмотря на свои колебания, только она одна высказывалась в защиту прав человека.

Вот в каких условиях был вынужден трудиться наш борец и художник.

Голос безгласных

В 1970 году, как только стало возможно, он принял боливийское гражданство и посвятил себя кинокритике и кинематографии, телевидению, радио и журналистике. Он стал постоянным сотрудником радио Фидес и пары журналов: «Пресенсия» и «Ультима ора»; в 1979 году он основал и возглавил еженедельник «Аки».

Но он был не просто работником СМИ. Он превращал их в орудие служения отчаявшемуся и безгласному боливийскому народу. Опыт диктатуры Франко, наложивший отпечаток на него и на целостность его личности, его обостренное чувство справедливости – все это сделало его пророком надежды и свободы.

Он делал то, что говорил: вся его жизнь была поставлена на службу народу. Он посвящал себя студентам университетов, молодежи, своим читателям, слушателям, телезрителям, простым жителям Баррио-Вилья-Сан-Антонио, где он служил по воскресеньям мессу, членам своей общины и своим сотрудникам, своим друзьям, простому народу. Он жил в известном квартале столицы Боливии, Ла-Паса, в доме, чьи двери всегда были открыты для гонимых.

Во время переворота Бансера узники в тюрьме слушали его смелые выступления на радио Фидес. Его уволили с официального телевидения, потому что в одну из программ он включил интервью с представителями Армии национального освобождения. Во время режима Овандо он пережил первый арест. В другой раз министр внутренних дел лично пригласил его, чтобы укорить за критику фашизма. В другой раз супруга Бансера отчитала его за выступление на форуме кинематографистов. В передаче радио Фидес он сравнил назначение новых кардиналов («старейший сенат в мире») с рукоположением первого диакона из индейцев аймара («первый твердый и решительный шаг к созданию коренной боливийской Церкви»; «мы хотим, чтобы эта жизненная активность фундамента Церкви передалась и ее верхам»). Это вызвало возмущенный протест нунция и немедленное увольнение Эспиналя с радио Фидес. В комментарии к перуанскому фильму «Смерть на рассвете» в католической газете Эспиналь позволил себе сказать, что фигурирующий в фильме священник стоит на стороне правительства, а не народа, «что столь часто случается и в жизни»; он был уволен.

В декабре 1977 года под давлением президента Картера Бансер объявил президентские выборы и скромную политическую амнистию. Несколько жен шахтеров объявили голодовку, требуя полной, безоговорочной амнистии. Эспиналь добился того, чтобы женщинам дали пристанище в резиденции архиепископа, и примкнул к их голодовке. Участников голодовки становилось все больше и больше, и тысячи протестующих надавили на правительство, проявив невиданную солидарность. Правительство уступило и пожаловало полную амнистию.

Эта голодовка служит красноречивым примером пути Эспиналя. Из сотрудника СМИ на службе народа он превратился в «голос безгласных, голос, говорящий о том, о чем другие сказать не смеют» (передовица «Аки» от 29 марта 1979 года). С неизбежностью жизнь его все больше и больше оказывалась в опасности. «Я знаю, что мы играем с огнем; в любой день…» – заметил он в 1978 году.

Этот день наступил 21 марта 1980 года.

Пытка и смерть на бойне

Вечером этого дня, в пятницу, он отправился в кино и посмотрел два фильма, как делал каждые выходные в связи со своей работой кинокритика. Второй фильм (по иронии судьбы называвшийся «Los desalmados» – «Бессердечные») в кинотеатре «Сейс-де-Агосто». Он всегда садился на одно и тоже место, поэтому найти его было нетрудно.

Выйдя из кинотеатра, он направлялся в свой дом, в конце улицы Диас Ромеро, обычно в темноте. На подходе к дому на него напали четверо незнакомцев и втолкнули его в джип. Была почти полночь. Молодой человек, который услышал крик и выглянул в окно, видел, как его тащат к джипу, который тут же умчался прочь.

Убийцы во главе с полковником Луисом Арсе Гомесом отвезли его на городскую бойню в квартале Ачачикала. Там его пытали около четырех часов и наконец расстреляли семнадцатью пулями. На рассвете один крестьянин нашел его тело на свалке на восьмом километре дороги, ведущей из Ачачикалы в Чакалтайю. На нем было несколько кровоточащих порезов, трещины в ребрах и грудине и большой кровоподтек в форме креста на груди. Согласно заключению врача, он должен был умереть около четырех утра.

Его похороны превратились в беспрецедентную народную демонстрацию. В последний путь на кладбище его провожали восемьдесят тысяч человек. На его могиле надпись: «Убит за помощь народу».

На следующий день в Сан-Сальвадоре рука убийцы спустила курок, лишив жизни отца Ромеро, который в этот момент служил мессу. Гигантская волна насилия уносила всякого, кто боролся с несправедливостью.