Петр Фавр (Peter Faber, 1506-1546) родился 13 апреля 1506 г. в деревне Вилларет (Савойское герцогство, ныне Франция), где и вырос, занимаясь выпасом отцовских овец. С 1525 г. он обучался в Париже и там делил кров с Франциском Ксаверием и Иньиго де Лойолой, став одним из пер­вых его последователей. 30 мая 1534 г. он принял рукоположение и стал первым священ­ником Общества Иисуса. По распоряжению Папы он объезжал основные страны Ев­ропы и повсюду с большим успехом осуществлял миссию католического возрожде­ния. Умер в Риме, 1 августа 1546 г., прямо на руках у св. Игнатия. В 1872 г. Пий IX причислил его к лику блаженных, а Папа Франциск 17 декабря 2013 (в свой день рождения) – к лику святых.

Петр Фавр был первым и ближайшим товарищем Игнатия Лойолы и близким другом Франциска Ксаверия. Он прожил всего 40 лет (1506-1546), но жизнь его была очень разнообразна: он побывал в самых разных странах, попадая в самые противо­речивые ситуации. Детство и раннюю юность он провел в своей родной стране, де­ревне, расположенной в высокогорных Альпах, воспитывался в христианской семье, а потом учился в простой школе у мудрого учителя, обладавшего глубокой верой и привившего ему любовь к знаниям. Все это происходило на фоне спокойной, разме­ренной крестьянской жизни и твердых религиозных убеждений.

Последующие десять лет Петр провел в Париже, где его жажда знаний еще бо­лее усилилась. Он окунулся в насыщенную атмосферу университета, где учились студенты из разных стран и куда из множества источников вливался стремительный поток идей. Это было напряженное время, полное перемен, во многом напоминаю­щее современность. Сначала Петр жил с Ксаверием, которому было тогда 19 лет, как и самому Петру, а после с Иньиго, для которого он был университетским опекуном. Затем последовала, по его словам, «общая жизнь, где мы делили друг с другом жи­лье, пищу и расходы. В конце концов, он (Иньиго) стал моим духовным учителем…» Итак, Фавр стал не только магистром искусств, но и священником, первым из семи общников; стал частью группы друзей, которые отыскивали друг друга в шумной толпе учеников и устанавливали друг с другом тесную связь, вместе молились, вме­сте искали свой общий путь, совершали «Упражнения» и шаг за шагом – с помощью знамений открывали, чего желает от них Бог. Последние десять лет были посвящены усиленному апостольскому служению. Это были годы «скитаний», которые он про­вел в служении, отвечая на многочисленные нужды христианского мира; в централь­ной и северной Италии, в Германии, в провинциях, где католицизм сталкивался с протестантизмом, все еще находившимся в стадии становления; затем снова в Гер­мании, в Бельгии, в Португалии, опять в Испании. В меняющемся мире Фавр, все полнее посвящая себя своему делу, превращался в паломника, оказывая глубочай­шее влияние на множество людей из разных слоев общества, куда бы ни шел. Ино­гда это были люди, которые сами обладали большим влиянием. В чем же его секрет?

Внимание к Духу

При чтении Memoriale (далее – M) , где он отмечал в последние четыре года своей жизни те милости, которых удостаивался ежедневно, становится ясно, что одной из самых за­метных черт его характера – чертой, благодаря которой он был хорошим проводни­ком для других – было усиленное внимание к движениям Духа Божия.

В те 12 лет, когда он стерег свою паству, он был, так сказать, во власти Святого Духа: «О Дух Святой, Ты призвал меня, ты пришел ко мне с такими благословения­ми… Ты завладел мною и отметил меня несмываемой печатью страха Божия…» С тех пор всю свою жизнь он часто чувствовал болезненное напряжение души, разры­вающейся между побуждениями, исходящими от Духа, и теми, которые вводят в заблуждение или обращают нас вовнутрь, на самих себя. Терпеливое и спокойное дей­ствие Духа, распознавать которое научил Петра Игнатий, привело его к свободе и, как он часто говорил, помогло ему «раскрыться». Он знал, что важнее всего, чтобы это произошло внутри него: «Да будут моя глубочайшая сущность и, прежде всего, мое сердце подчинены Христу, Который вошел в мое «я», и пусть Он займет сере­дину моего сердца» (М 68). «Да будет моя душа возвращена самой се­бе благодаря тому, что лежит в самых ее недрах, если когда-нибудь ей случиться приблизится к потере покоя» (М 188). «В те дни, когда празднуется Непорочное Зачатие Пресвятой Девы Марии, я ощущаю новую силу и твердость в своем cepдцe и в глубине своего существа» (М 191).

Открыться всем и всему

В то же время, Святой Дух «открывал» Фавра навстречу тому, что лежало за пределами его самого, навстречу другим. Пришел день, когда он почувствовал, что отворачивается от людей, чьи недостатки он ясно видит, и это встревожило его. От­вет, казалось, пришел откуда-то изнутри: «Бойся лучше, что Господь Бог лишит твое сердце радости… Если твое сердце будет широко открыто для Бога, Он тот­час же явит тебе, что и все остальное открыто тебе, и ты можешь радоваться этому» (М 143). Если Христос каждый день общался с ним в Евхаристии, не должен ли и он «общаться со Христом, и не только с Ним, но и — ради Него – со всеми людьми, хорошими или плохими, с которыми он говорит и работает, открывая себя каждому из них?» (М 255). Дух «открывал его для работы» и «открывал работу ему»; его задачи давались ему Божией милостью (М 141). Насколько же противоречат доб­роте духа «то чувство холода и воздействие дьявола, которые закрывают друг от друга наши сердца» (М 199); как вреден этот дух недоверия, который озабочен одни­ми только препятствиями и преграждает нам путь (М 254), этот «горький и хладный пыл», который, ища преобразований, лишь умножает зло» (М 427). Ясно сознавая страдания и неудачи людей своего времени, Фавр в то же время удостоился благода­ти видеть «простым и не озлобленным оком» то хорошее, что Бог посеял в них: «Ес­ли просто принимать вещи такими, какими их находишь, и стараться совершенст­вовать и улучшать их, это приносит обильные плоды» (М 330). Не этим ли действи­ем Духа, использующего все ресурсы его характера, объясняется все то добро, кото­рое он совершил, прежде всего обращения, исповеди, духовные упражнения? «Он был, – говорит свидетель, – удивительно обаятельным человеком, скромным и очень серьезным в своем поведении, красноречивым и очень образованным». Симон Род­ригес, один из первых иезуитов, говорит: «Он обладал веселой добротой и радуши­ем, каких я никогда не встречал ни в ком другом. Он просто находил в людях друзей – не знаю, как; он мало-помалу воздействовал на них и своим поведением и словами прививал им любовь к Богу». Он сочетал эти дары сердца с глубокой ученостью и, в особенности, с твердым знанием Писания, и говорят, что как проповедник он достиг совершенства в чтении и истолковании Библии.

Общение всего творения

Если бы нам было известно, как прорваться через преграду слов и совершить необходимые перестановки смыслов, если бы можно было выделить в проявлениях и очертаниях глубокой веры Фавра все то, что выросло из его раннего образования и относилось к его эпохе, мы увидели бы, что он обладал проницательным и не устаре­вающим видением, позволявшим ему сознавать всю сложность нашего существа, где многочисленные внутренние движения приходят в противоречие друг с другом и столь разнообразные влияния оказывают на нас свое воздействие, и которое пред­ставляет собой часть вселенной, состоящей из предметов и людей, в которой все взаимосвязано. Он проявил то же прозрение и в отношении действия Духа Божия, Который, начиная с вещей, внешних по отношению к нам, обновляет все то, что представляем собой мы сами, все наши чувства, все действия нашего тела, проникая в материальные объекты таким образом, что они могут действовать нам во благо, и учреждая общение всех святых. Сердце Петра Фавра было широко раскрыто навстречу этой вселенной братства: «Я чувствую величайшую благодать – благосклонность Того (Святого Духа), Кто так могущественно и глубоко объемлет все сущее, являясь его началом, серединой и концом», Кто заставляет все твари раскрываться навстречу друг другу (М 35, 141), «Кто приходит к нам в каждой детали творения» (М 307).

***

Глава из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах»

НЕЖНЫЙ САВОЯР: ПЕТР ФАБЕР (1506-1546)

[…] Со вторым своим соседом, ангелоподобным Петром Фабером (или Пьером Фавром, как звали его в действительности) Иньиго добился большего. Фабер был сложен обыкновенно, обладал приятными манерами и был всего на шесть дней моложе Ксаверия. Родом он был из деревни Вилларе в герцогстве Савойя, в предгорьях Альп.

Детство его прошло на зеленых пастбищах его родной деревни. Поскольку он начал пасти скот, когда был еще очень мал, изысканно утонченная душа его вобрала в себя чистоту и красоту окружающей природы. Это в ней исток той свежести, которой пронизан его «Мемориал». Многие его размышления исполнены образов деревенской жизни и воспоминаний о том, что было дорого ему в детстве. Таково, например, его желание, чтобы в его духовной жизни чередовались, мерно сменяя друг друга, четыре времени года.

Его дом и то прекрасное воспитание, которое дали ему родители, также оказали на него большое влияние. Уже в возрасте шести-семи лет он излучал то притягательное дружелюбие, которое отличало его на протяжении всей жизни и располагало людей к доверию.

Довольно рано он выучил наизусть «малый катехизис». И он не прятал в себе то, что усвоил от матери и своего приходского священника. Даром получив, он даром давал. Используя камень вместо кафедры, он проповедовал своим товарищам. Даже взрослые слушали его с большим удовольствием и угощали грецкими орехами, фундуком и яблоками.

Когда ему было десять лет, в нем пробудилось желание учиться. А потому его послали на обучение к священнику в соседнюю деревушку. С двенадцати до девятнадцати лет он учился у другого священника, Пьера Вейяра, который задавал своим ученикам читать латинские проповеди, основанные на евангельских текстах.

В двенадцатилетнем возрасте Фабер, движимый Святым Духом, принес обет целомудрия. Когда, как и всякому другому, ему пришлось испытать муки подростковых страстей и волнений, он пришел в сильнейшее замешательство и глубоко страдал. Он не понимал сам себя.

В таком-то состоянии ожесточенной борьбы с собственными страстями и сомнениями и приехал он в Париж для продолжения образования. Осенью 1525 года его кузен-картезианец позаботился о переводе его в университет. Когда Иньиго поступил в Коллегию св. Варвары, Фабер уже блестяще завершил курс свободных искусств, к которому Иньиго как раз собирался приступить. Он добился таких успехов в греческом языке, что его собственный учитель, Хуан де Пенья, приходил к нему за советом. Он назначил Фабера наставником вновь прибывшего. Очень скоро роли поменялись.

[…] 20 июня 1539 года Фабер и Лаинес покинули Рим, не дождавшись окончания собеседования об ордене, который намеревались создать общники. Таково было давление властей, требовавших их услуг.

Это давление не ослабнет; оно будет сопровождать Фабера везде. Оно будет переносить его, словно шахматную пешку, из Италии в Германию, из Германии в Испанию, назад в Германию и снова в Испанию, Португалию и Италию, вынуждая к постоянным странствиям, которые не оставят ему ни минуты отдыха и за семь лет сведут Фабера ‑ этого мученика послушания и изнурительного труда ‑ в могилу.

Парма

Идя на поводу у желаний кардинала Эннио Филонарди, своего легата в Парме и Пьяченце, Павел III распорядился, чтобы его сопровождали Фабер и Лаинес. Последние начали свое апостольство в Парме с того, что поселились в местном «госпитале», а не в резиденции кардинала, и жили на пособие для нуждающегося духовенства. Таков был образ жизни апостолов нового ордена. Лаинес вскоре перебрался в Пьяченцу, Фабер же продолжал служение в Парме.

Люди заполняли церковь, где он проповедовал, а затем сопровождали его до «госпиталя», чтобы исповедаться и получить духовное наставление. Он был к их услугам денно и нощно. Его пребывание в этом городе продлилось год, считая те три месяца, когда он был болен вследствие полного истощения сил. Город преобразился: принятие таинств, надолго заброшенное, возобновилось, причем с таким размахом, что, по словам свидетеля, «казалось, что настал Святой год, и каждое воскресенье было как воскресенье Пасхи».

Его проповедь сыграла значительную роль в достижении этих успехов, но столь глубокие и прочные изменения произошли в основном благодаря «Упражнениям»; и случалось, что те, кто уже совершил их сам, проводили их с другими. «Дающих Упражнения так много, ‑ писал Фабер, ‑ что число их невозможно назвать точно. Каждый хочет их испытать, и священники, которые их уже совершили, начинают проводить их с другими». Это был типичный «эффект мультипликации».

Одним из священников, совершивших «Упражнения» под руководством Фабера, был испанский каноник Херонимо Доменеч, который познакомился с ним в Париже, а теперь как раз направлялся в Рим. Услышав о нем, он нанес ему визит вежливости, и Фабер произвел на него столь глубокое впечатление, что он решил отложить путешествие и совершить «Упражнения» под его руководством. Он вступил в Общество. Жатва призваний принесла Обществу и Антонио Криминали, первого мученика Общества.

Всего через год Фабер был призван в Рим, и Папа возложил на него новую миссию. И люди, и кардинал Филонарди были недовольны, но Павел III был непреклонен, и Фабер был вынужден отправиться в Рим.

Он пошел пешком, как было принято у первых иезуитов, и заблудился перед самым наступлением ночи. Он просил ночлега на одиноком хуторе. Семья радушно приняла его, он дал хозяевам куда больше, чем они ему. После ужина, когда все сидели за столом, он стал говорить о Боге. Они слушали его с сосредоточенным вниманием, как вдруг раздался яростный стук в дверь. Они отворили и оказались лицом к лицу с шестнадцатью головорезами, которые были вооружены кто чем. Они ворвались в дом, расположились за столом и устроили себе шикарный ужин. На этом они не успокоились. Увидев, что Фабер по-прежнему спокоен, они спросили его, что он здесь делает. Теперь настал черед Фабера заявлять свои права. Он упрекнул их так властно и красноречиво, что они не вымолвили в ответ ни слова. Добившись таким образом их уважения, он стал говорить с ними, обращаясь прямо к их сердцам, и они попросили его об исповеди.

Германия

Он прибыл в Рим в середине сентября 1540 года, за несколько дней до официального утверждения Общества. Возложенная на него миссия удалит его от тех, кому он служил до сих пор, от обыкновенных людей, и забросит его на высшие ступени как Церкви, так и общества. Он станет советником доктора Педро Ортиса[1], советника Карла V на Вормсском рейхстаге, созванном в надежде добиться некоторого взаимопонимания с протестантами.

Германии предстояло стать одним из самых горячих фронтов Общества; Фабер был знаменосцем. Стратег Игнатий не мог совершить более удачного выбора. Фабер не знал немецкого, а потому не мог проповедовать немцам на их родном языке; он мог говорить лишь с образованными людьми на знакомых ему языках: латинском, французском, испанском и итальянском. Его сила и сила его апостольства крылись в личной беседе. Здесь он будет творить чудеса. Покинув Германию, он не забыл и не мог забыть эту страну. Он чувствовал настоятельное побуждение молиться за нее и молился даже за самых закоснелых протестантов и за самые заблудшие города.

Он прибыл в Вормс 24 октября, но рейхстаг решительно не удался. Как и в самом городе, на рейхстаге господствовали протестанты. Фабер проявил готовность вступить в дискуссию с Меланхтоном, но ему не дали, как не дали и обучать детей христианской вере. Он делал все, что мог, чтобы подержать оставшихся католиков, и заботился о духовенстве.

10 января 1541 года, проведя в Вормсе всего четыре месяца, Фабер отправился вслед за Педро Ортисом в Регенсбург, куда были перенесены переговоры. К тому времени он уже знал, что «лютеране подняли столько городов на бунт против Рима не неправильным пониманием Писания; главной причиной было неправильное поведение духовенства; необходимо было следование и подражание Христу». Посему Фабер стал с еще большим усердием давать «Упражнения». Он проводил их с высокопоставленными особами двора, прелатами и богословами. Среди упражняющихся был и герцог Савойи, «мой герцог», как с нескрываемой гордостью писал Фабер, «избравший меня своим исповедником».

А между тем в Риме общники избрали настоятеля Общества и принесли обеты. Уезжая, Фабер оставил бюллетень, в котором написал, за кого желает отдать свой голос на выборах настоятеля. Обеты же он принес в Регенсбурге 9 июля 1541.

Испания

27 числа того же месяца Фабер в свите доктора Ортиса отправился в Мадрид. По пути он проезжал и свою родную страну, прекрасную Савойю, и там тоже совершил некоторые дела апостольского служения, как позже вспоминал его соотечественник Франциск Сальский. Он посетил свою родную деревню, Вилларе, несколько раз проповедовал в своем приходе и навещал больных.

Когда путешественники вступили на территорию Франции, отряд солдат семь дней продержал их в плену. И снова подействовала харизма Фабера: «Господь наш был к нам благосклонен и даровал нам благодать беседовать с теми, кто держал нас в заключении, с пользой для их душ. Сам капитан пожелал исповедаться и исповедался мне».

Пребывание в Испании было кратким, потому что Фабер получил приказ от Святого престола отправляться в Германию. За это короткое время они объездили обе Кастилии и съездили на юг, в Оканью, чтобы навестить донью Марию и донью Хуану, дочерей императора, и их опекуншу донью Леонор. Задержавшись у них на три дня, Фабер приготовился держать обратный путь в Германию. Принцессы, предложили, чтобы один из их священников, Хуан де Арагон, проводил его до Толедо, а донья Леонор дала в провожатые своего священника, Альфонсо Альваро. Но духовная беседа Фабера покорила обоих священников. Еще не достигнув Толедо, они стали убеждать его принять их в Общество; принцессы охотно согласились, и Фабер взял их с собой в Германию.

Он пошел через Барселону, но прошел через Альмасан, чтобы нанести визит родным Лаинеса, «дабы в какой-то мере вознаградить моего брата магистра Игнатия, перед которым я в неоплатном долгу; я вел долгие беседы со всеми членами его семьи, и его отец, мать и две сестры, живущие дома, совершили общую исповедь». Он прибыл в Барселону вечером 25 февраля и остановился с двумя своими спутниками в доме Франциска Борджи, маркиза Ломбая, в то время вице-короля Каталонии, «который очень ко всем нам привязан, как и его жена, маркиза». Эти двое, Фабер и Борджа, несмотря на разницу темпераментов, нашли общий язык с первой же минуты. Франциск был уже знаком с Обществом через Араоса, но его встреча с Фабером оказалось решающей. Краткое путешествие в Испанию стоило затраченных усилий.

И снова Германия

Путешествие в Германию, почти целиком пешее, заняло у Фабера два месяца, которыми он воспользовался для того, чтобы дать наставление двум своим послушникам. Странствие оказалось богато событиями. В своем «Мемориале» Фабер благодарит Господа, за то что Он «защитил их против всех человеческих надежд на этом долгом и опасном пути, от земных зол, таких, как разбойники в Каталонии, тюрьмы во Франции, солдаты в Швейцарии после отбытия из Савойи, еретики в Германии, а также от болезней, ибо некоторые из нас были очень слабы».

Двое послушников направились в Кельн, где была небольшая иезуитская община, а Фабер устремился в Шпейер. Он прибыл сюда 15 апреля. По обыкновению он отдавал предпочтение работе с духовенством. Но духовенство отнеслось к этому враждебно и отвернулось от него. Фабер ответил на это с присущей ему добротой и собственным поведением показал всю лживость россказней, коими его пытались дискредитировать. Мало-помалу некоторые священнослужители начали приходить к нему, и Фабер покорил их. Положение стало меняться. Те, что прежде избегали его, теперь стали его искать. И одним из первых его нашел генеральный викарий, который совершил «Упражнения» и желал вступить в Общество. Фабер его разубедил: не время было хорошим священникам оставлять свои посты. Сам епископ подпал под влияние Фабера, и Фабер не преминул напомнить ему о необходимости следить за нравственностью священников и о его епископских обязанностях. Впечатленный его рассуждениями, епископ объединил силы с генеральным викарием и принял меры против незаконного сожительства священников.

Слава о Фабере достигла и кардинала-архиепископа, курфюрста Майнца, Альберта Бранденбургского, который сделал все возможное, чтобы заполучить его в свой диоцез. И вновь повторилось то, что случилось в Шпейере: сначала приход преобразователя, да к тому же еще иностранца, был встречен бурей протеста; затем, когда люди с ним познакомились, протест сменился уважением и почтением.

Одним из первых священнослужителей города, обратившихся под его влиянием, стал его собственный хозяин, приходской священник церкви св. Христофора по имени Конрад, который состоял в скандальной связи, но обладал добродетельной душой. Фабер убедил его отпустить свою сожительницу и стать образцовым приходским священником. Однажды Конрад встретил на улице молодого человека: он прибыл из Кельна в поисках Фабера. Это был Петр Канизий.

Канизий

Канизию, сыну мейстера Якопа Каниса (процветающего коммерсанта, который девять раз назначался бургомистром Неймегена), был тогда двадцать один год. Он был лишен тех материальных устремлений, которые руководили его отцом. Его привлекали науки, особенно богословие, и единственным его желанием было честно и искренне служить Богу. В Кельне, где он учился в университете, он искал общества прекрасного священника Андреаса Херля, который собрал вокруг себя таких людей, как Иоганн Кохлеус, великий гуманист и богослов, и Николас ван Эсхе, воспитанник той же школы, что и Фома Кемпийский. Это общество поддерживало тесные связи с картезианской общиной св. Варвары в Кельне, чей приор был одной из самых влиятельных особ города и вскоре станет ближайшим другом первых иезуитов.

Петр обладал очень высокими идеалами и не знал, что ему с собой делать. В детстве, когда он гостил у родственников в Арнеме, он встретил одну праведную старушку. Увидев юного гостя, она возвестила, что в Церкви возникнет новый монашеский орден и что мальчик в него войдет. В Кельне Петр подружился с Альваро Альфонсо, и можно представить себе, с каким воодушевлением тот рассказывал ему о Фабере. Петр направлялся в Майнц, чтобы познакомиться с ним и обсудить свое призвание. Пророчеству старой праведницы из Арнема вскоре предстояло сбыться.

Фабера и Канизия объединяло духовное родство, и они поняли друг друга с первого слова. Фабер был пленен прямотой Канизия, Канизий же признал в Фабере того человека, которого искал, «если это и вправду человек, а не ангел», как писал он вскоре после этого другу. Он доверился Фаберу, совершил «Упражнения», вернулся в Кельн и в свой двадцать второй день рождения, 8 мая 1543 года принес обет вступить в Общество. Это ознаменовало начало его новициата.

Кельн

Для Кельна, города с глубоко укоренившимися католическими традициями, наступило очень опасное время. Несколькими днями раньше, в воскресенье Пасхи, архиепископ и великий курфюрст империи Герман фон Вид, скорее язычник, чем католик или лютеранин, лучше разбиравшийся в охоте, нежели в латыни и богословии и, возможно, за всю свою жизнь служивший мессу не более трех раз, позволил себе совершать мессу по-немецки и причащать под двумя видами. Тем самым он положил конец своему двусмысленному положению в конфликте и откровенно примкнул к сторонникам лютеранской реформации.

Как помешать переходу католического Кельна в протестантство? Если архиепископ примет протестантизм, город также станет лютеранским. Ему следовало воспрепятствовать.

Священнослужители оставались убежденными католиками, в том числе и ведущие представители духовенства. Различные объединения приняли решение создать оппозицию архиепископу. Юный Канизий, который, казалось, был в одинаковых отношениях со всеми, предложил пригласить Фабера. Так и сделали, и 17 августа Фабер явился в Кельн.

Фабер действовал сразу на нескольких фронтах. Прежде всего, он заручился содействием императора, и император воспрепятствовал архиепископу, который был в конце концов смещен; во-вторых, верный своему убеждению, что хорошее духовенство – лучшая преграда на пути распространения протестантизма, он проводил «Упражнения» со священнослужителями; в-третьих, у него еще находилось время для пяти иезуитов-послушников, среди которых был и Канизий.

Все это время на высшем уровне делались попытки добиться его приезда в Лиссабон. Король Португалии, чья дочь собиралась выйти замуж за испанского принца Филиппа, хотел, чтобы при дворе принцессы состояло два достойных иезуита. Игнатий был заинтересован в том, чтобы снискать благосклонность молодого принца, и полагал, что такой случай, как его женитьба на дочери португальской королевской четы, упускать не следует. Он выбрал Фабера и Араоса. Папский нунций в Бонне был против и обратился в Рим. Фабер, который тоже, несомненно, отдал бы приоритет нуждам Церкви в Германии, также изложил свои взгляды Игнатию. Тем не менее, он отправился в Антверпен, чтобы сесть на корабль, отплывающий в Лиссабон. Ожидание продлилось год, и Фабер пропустил свадьбу, зато связался с небольшой иезуитской общиной в Лувене. В конце концов желания португальского короля одержали верх, и Фабер отплыл в Лиссабон, где высадился 24 августа 1544 года.

Португалия и Испания

Король Португалии Жуан III, который слыл самым добродетельным монархом своего времени, как никто другой способен был по достоинству оценить святость своего нового гостя. Действительно, он произвел на него столь глубокое впечатление, что король решил оставить его при себе и отправить с принцессой одного Араоса. Последний должен был уехать лишь в октябре, и Фабер не терял надежды, что король откажется от своего намерения. А пока он получил разрешение отправиться в Коимбру, где имелась большая община иезуитов-схоластиков, и стал поддерживать своих собратьев в их монашеской жизни.

Но он общался и со студентами университета. Он проповедовал им, и очень скоро многие из них совершили под его руководством «Упражнения». Одним из тех, кто решил вступить в Общество, был Луис Гонсальвес да Камара. Его кузен, Леон Энрикес, возражал столь решительно, что развернул яростную кампанию против Фабера. В конце концов он вынужден был признать себя побежденным и тоже попросил разрешения вступить в Общество.

С другой стороны, итог общения Фабера с Жуаном III лишний раз показал, что Бог может прямо писать кривыми строчками. Жуан был одним из самых могущественных государей своего времени, и ему подчинялись обширные португальские территории в Африке, Индии и Бразилии. Он уже послал Ксаверия в Индию и вскоре направит иезуитских миссионеров в свои американские владения. Теперь же, хотя и неохотно, он уступил просьбам Фабера и Араоса позволить им отправиться в Вальядолид, дабы представить Общество Иисуса испанскому двору.

Они отбыли из Эворы 4 марта 1545 года и прибыли в Вальядолид 18 числа. Фабер посвящал свое время «Духовным упражнениям», Араос же прибегал к своему ораторскому мастерству, выступая за кафедрой. Эти двое дополняли друг друга. Они обладали совершенно разным характером: Фабер был скромен, Араос же блестящ и самонадеян; Фабер говорил тихо, Араос же увлекал слушателей своим красноречием. Но ни тот, ни другой не пренебрегали и более скромными делами служения, столь превозносимыми первыми иезуитами: обучением христианской вере детей и людей неграмотных на улицах и площадях, посещением больниц, бесконечным выслушиванием исповедей. Это был самый целесообразный способ на деле явить окружающим дух Общества и показать, что представляют собой иезуиты как люди.

Фабер был все еще в Вальядолиде, когда молодая жена Филиппа II, Мария Португальская, умерла, оставив Филиппа вдовцом в возрасте восемнадцати лет. Фабер написал королю Португалии сердечное письмо с соболезнованиями. Вскоре после этого Филипп со всем двором переехал в Мадрид, и Фабер также переселился в новую столицу.

В небеса

Фабер никогда не отличался крепким здоровьем и теперь начал сильно сдавать. И в этих обстоятельствах он получил новый приказ: вернуться в Италию и присутствовать на Тридентском соборе вместе в Лаинесом и Сальмероном. Он распрощался с друзьями, прежде всего, с доктором Ортисом, и 20 апреля 1546 года покинул Мадрид и направился в Валенсию.

Он добрался до Валенсии двадцать девятого, выступил с тремя проповедями и 2 мая отправился в Гандию, чтобы нанести визит герцогу и присутствовать при закладке первого камня учреждаемой им новой коллегии. То был переломный момент. Борджа только что лишился жены и собирался приступить к «Упражнениям». Фабер провел в Гандии два дня, первый из которых целиком посвятил беседе с Борджей. Мы можем догадаться, какова была тема их разговора, потому что во время этих «Упражнений» Борджа принес обет вступить в Общество.

Закладка первого камня имела место 4 мая, и по настоятельной просьбе Борджи богослужение совершал Фабер. Он возглавил церемонию, дал благословение и заложил первый камень, а за ним последовали герцог, отец Андрес Овьедо (которому предстояло дать герцогу «Упражнения») и дети герцога.

Из Гандии Фабер устремился в Барселону, но заболел. Как только силы начали возвращаться к нему, он сел на корабль и 17 июля добрался до Рима, «Божьей милостью, совершенно здоровый».

23 числа он написал свое последнее письмо. Оно было адресовано Лаинесу, который находился уже в Триденте. «Мое путешествие откладывается, до тех пор пока не спадет нынешняя жара», ‑ писал он. Через неделю он почувствовал, что смерть близка, и тридцать первого попросил об исповеди. На следующий день «между полуднем и вечерней, в присутствии всех, кто был в доме, он отдал душу своему Творцу и Господу».

Ему было сорок лет. Молодое Общество горько оплакивало его кончину. Оно скорбит о нем и сегодня.

[1] Именно этот влиятельный священнослужитель в 1529 году донес парижской инквизиции на Иньиго как на подозреваемого в ереси; в 1537 году он был послом Карла V при Святом престоле, и именно из страха перед ним Игнатий отказался отправиться в Рим вместе с другими девятью общниками просить у Папы разрешения совершить паломничество в Иерусалим. На самом же деле к тому времени он уже изменил свое мнение и оказал им помощь. На следующий год он совершил сорокадневные «Упражнения» под руководством Игнатия. С тех пор он с энтузиазмом поддерживал Общество.