~7 мин чтения

И когда некоторые говорили о храме, что он украшен дорогими камнями и вкладами, Он сказал: придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне; все будет разрушено.

И спросили Его: Учитель! когда же это будет? и какой признак, когда это должно произойти? Он сказал: берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко: не ходите вслед их. Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде; но не тотчас конец.

Тогда сказал им: восстанет народ на народ, и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба. Прежде же всего того возложат на вас руки и будут гнать вас, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое; будет же это вам для свидетельства. Итак положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам.

Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет, — терпением вашим спасайте души ваши.

Лк 21, 5-19

Терпение как политический акт

В одном из последних интервью Милан Кундера заметил, что современный человек страдает не от избытка страданий, а от неспособности придать им смысл. Мы научились анестезировать боль, но не научились ее читать. И вот Евангелие XXXIII рядового воскресенья предлагает нам фразу, которую наша эпоха старательно не читает: «будете ненавидимы всеми за имя Мое».

Любопытно, как мы относимся к этому пророчеству. Одни читают его как исторический анахронизм — что-то про львов и катакомбы, про времена, которые давно прошли. Другие, напротив, знают его слишком хорошо и носят его тяжесть на собственных плечах. Но и те, и другие часто упускают главное: Христос говорит не о географии гонений и не о политических системах. Он говорит о самой структуре встречи веры с миром — любым миром, в любое время.

Гонения здесь. Просто они теперь носят галстуки и говорят причесанным языком.

Грамматика отвержения

Юхан Гальтунг различал два типа насилия: прямое, которое режет, и структурное, которое формирует. Современные гонения чаще всего принадлежат ко второму типу. Это не кровь на песке амфитеатра, а молчание коллег после того, как вы высказали «неправильное» мнение о вопросе, который вчера еще не был догматизирован, а сегодня уже стал законом. Это не указ о запрете веры, а архитектура социального давления, где определенные убеждения становятся маркерами «отсталости».

Фуко писал о дисциплинарной власти, которая действует не запретом, а нормализацией. Вас не казнят за веру во Христа — вас просто выводят за пределы допустимого дискурса. Вы становитесь невидимыми не через мученичество, а через маргинализацию. Это изощреннее. И, возможно, эффективнее.

Христос обещает: «Я дам вам уста и премудрость». Не политическую программу, не социальную стратегию, не культурное влияние. Только слова. В эпоху, когда мы одержимы властью дискурса, это звучит почти иронично. Вся власть — в словах, но Христос дает не власть слов, а слова свидетельства.

Два искушения интеллигенции

Первое искушение образованного христианина — приватизация веры. «La religion est une affaire privée», твердит нам французская республиканская традиция. Вера отступает в интимную зону, становится «личным выбором», который не должен «навязываться» другим. Это звучит скромно, даже благородно. На деле это капитуляция. Потому что христианство — это не набор частных убеждений, а свидетельство о публичной истине: Христос воскрес, и это все меняет.

Второе искушение — политизация веры. Раз мир враждебен, нужно завоевать культурную гегемонию, выиграть «культурные войны», вернуть «христианские ценности» в публичное пространство. Это логика Грамши, примененная к церковной жизни. И она не менее ошибочна, потому что превращает свидетельство в идеологию, а веру — в программу.

Христос предлагает третий путь: мартирию. По-гречески μαρτυρία — это не героизм, а просто свидетельство. Вы видели что-то. Вы рассказываете об этом. Ханна Арендт писала, что в тоталитарных обществах высшим актом сопротивления становится не борьба, а простое называние вещей своими именами. Когда все врут, правда становится революционным актом.

«Будет же это вам для свидетельства». Ваш суд, ваша боль, ваше отвержение — это не помеха миссии, а сама миссия. Потому что мир не верит аргументам. Мир верит жизням. Когда люди видят, что вы стоите за истину не потому, что это выгодно, а потому что это истина — это говорит громче любых апологетических трактатов.

Семейные разрывы и новая политика

«Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками». Здесь Евангелие касается самого болезненного. Современная культура сакрализовала семью как последний оплот приватности в мире тотальной публичности. Семья — это то, что «должно» принимать тебя безусловно. И вот Христос говорит: нет, не всегда.

Зигмунт Бауман описывал современность как эпоху «текучих» связей, где все отношения становятся договорными, временными, отменяемыми. Но христианская община предлагает противоположное: связи, избранные не по крови, а по вере, и потому более прочные. Когда биологическая семья предает за имя Христа, Церковь становится настоящей семьей. Это не метафора утешения. Это онтологический факт: Евхаристия рождает кровь более подлинную, чем генетика.

Чарльз Тейлор говорит о «социальных воображаемых» — неявных структурах, через которые мы представляем себе общество. Христианская община предлагает альтернативное социальное воображаемое: не договор автономных индивидов, не органическое единство крови и почвы, а свободно избранное братство вокруг Тела Христова. Это подрывает все современные модели социальности. Поэтому мир и ненавидит.

Терпение как радикальная политика

«Терпением своим спасете жизнь вашу». В эпоху, одержимую «изменениями» и «прогрессом», терпение выглядит реакционным. Но Христос говорит не о пассивности, а о ὑπομονή — активной стойкости под давлением. Секрет христианского терпения не в победе над миром, а в отказе от его порочной логики.

Современный мир живет в парадигме производства: производство товаров, производство смыслов, производство себя. Христианское терпение предлагает другое: принятие. Принятие жизни как дара, принятие истины как откровения, принятие спасения как благодати. «Спасете жизнь» — не произведете, а спасете, сохраните, примете.

Симона Вейль писала, что ожидание — это основа духовной жизни. Не действие, не достижение, а способность выстоять в напряжении между «уже» и «еще не». Между Воскресением, которое случилось, и Парусией, которая наступает. Это терпение, которое спасает, потому что отказывается спасать себя самостоятельно.

Coda

«Ни один волос с вашей головы не пропадет». Это не обещание успеха, безопасности, торжества в истории. Это обещание того, что Вы имеете значение. Что Ваша стойкость имеет значение не потому, что она эффективна, а потому, что она истинна.

В конце «Чумы» Камю его доктор Риё говорит, что смысл борьбы не в победе, а в честности. Христианин идет дальше: смысл не в честности самой по себе, а в Том, перед Кем мы честны. У истории есть Хозяин. И этот Хозяин помнит каждый волос.

Храм был разрушен, как и предупреждал Христос. Но из его развалин родилась Церковь, которая пережила империи, идеологии, цивилизации. Потому что она построена не на камнях Иерусалима, а на камне Петра, на скале веры тех, кто выбрал верность.

Терпением спасете вашу жизнь. В нашем мире это самое радикальное утверждение из возможных.

Автор: Михаил Ткалич SJ

Изображение: Ron Lach / Pexels