Руперт Майер (Rupert Mayer, 1876-1945) родился в Штутгарте 23 января 1876 г. Был рукоположен в 1899 г., а в 1900 г. вступил в Общество. По окончании периода формации в течение нескольких лет был миссионером среди простого народа, в 1912 г. был назначен капелланом иммигрантов в Мюнхене. Там Руперт Майер принял участие в основании Конгрегации Сестёр Святого Семейства. Во время Первой мировой войны героически исполнял обязанности капеллана военнослужащих, за что был удостоен Железного креста первой степени. 30 декабря 1916 г. был тяжело ранен на румынском фронте и перенес ампутацию левой ноги. Возвратившись в Мюнхен, Майер возобновил свое апостольское служение, уделяя первостепенное внимание бедным. 28 ноября 1921 г. он был назначен Председателем мужской Марианской Конгрегации в Мюнхене, которая под его руководством пережила исключительный расцвет. Блаженный Руперт был одним из первых людей, осознавших истинный характер зарождавшегося гитлеровского движения и уже в 1923 г. публично заявил о том, что католик не может быть национал-социалистом.

Он продолжил свою борьбу против нацистов и после того, как Гитлер пришёл к власти, вследствие чего несколько раз попадал в тюрьму. В 1939 г. его заключили в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Там Майер дошел до полного физического истощения, и нацисты, опасаясь, что о нем пойдет слава как о мученике, 5 августа 1940 г. поместили его в Аббатство Этталь, где Майер оставался в полной изоляции вплоть до окончания Второй мировой войны. После войны возобновил свою священническую деятельность в баварской столице. Умер от апоплексического удара 1 ноября 1945 г., произнося проповедь. Папа Иоанн Павел II беатифицировал Руперта Майера в Мюнхене 3 мая 1987 года. “Апостол Мюнхена”, “отец бедных”, “герой с деревянной ногой”, так называли этого человека. Кардинал Фаульхабер назвал его “современным Иоанном Крестителем, говорившим правду в лицо сильным мира сего”.

***

Адаптация главы из книги И. Эчаниса «Страсти и слава. История Общества Иисуса в лицах»

РУПЕРТ МАЙЕР (1876-1945)

Руперт Майер родился в Штутгарте в состоятельной семье и был младшим из двух братьев, вслед за которыми родились четыре девочки. Каждый ребенок в этой семье играл на каком-нибудь музыкальном инструменте, и вместе они составляли небольшой оркестр. Руперт был первой скрипкой.

Призвание к Обществу пришло к нему необычным путем. Отец послал его заканчивать школу в Равенсбург; здесь он познакомился с рядом бывших учеников иезуитской школы Stella Matutina в Фельдкирхе (Австрия), которые – вообразите только – хорошо отзывались о своих учителях-иезуитах. Он заинтересовался, посетил знаменитую школу, совершил духовные упражнения, а потом, приехав домой на каникулы, заявил: «Я буду иезуитом!»

Его отец разубеждал его, как только мог, но достиг лишь компромисса: сначала Руперт примет рукоположение; потом, если не передумает, он сможет стать иезуитом.

Он не пошел ни в какую семинарию; он прошел через университеты Фрибура, Мюнхена и Тюбингена, отучившись в каждом по году, прошел четвертый год курса философии в Роттенбургской семинарии и принял рукоположение 2 мая 1899 года. Отслужив год младшим священником в крошечном приходе Шпайхингена (Вюртемберг), он сказал епископу, что хочет примкнуть к иезуитам. Сначала епископ ответил отрицательно, но позже, когда отец Майер повторил просьбу, согласился, и 1 октября 1900 года Майер вошел в новициат в своих начищенных до блеска сапогах для верховой езды.

После восьми лет формации (1900–1908) и трех лет в группе миссионеров (1908–1914), он получил главное задание своей жизни.

Индустриальное развитие притягивало в город тысячи сельчан. В основном это были католики, и 30 приходов Мюнхена были в затруднении. Архиепископ попросил провинциала иезуитов назначить отца, который мог бы позаботиться об этих приезжих, и провинциал выбрал отца Руперта Майера. 8 января 1912 года герой наш был уже в баварской столице.

Сначала он очень тщательно изучил положение. Он узнал, что поток переселенцев составляет 23000 человек в год, и что их самая насущная проблема – это поиск работы и жилья в городе, где проживает 10000 безработных. Кроме того, в большом городе они утрачивали связь с Церковью.

Майер понял, что один он добьется немногого. Он отправился на поиски помощников и нашел 5600 добровольцев, готовых искать переселенцев в каждом квартале, в каждом доме, во всех чердаках и подвалах, налаживать с ними дружеские отношения и направлять их в пути. Майер был всегда впереди и подавал им пример, поднимаясь по лестницам, заходя в хибары и входя в доверие к переселенцам, которые шли навстречу отнюдь не всегда охотно.

Через полтора года, 2 августа 1913 года, он уже смог представить первые плоды своей деятельности. Проблема не была решена – отнюдь, – но была хорошо изучена, и можно было выработать определенную линию поведения. Канцелярского подхода было здесь недостаточно; необходим был индивидуальный, человеческий контакт: приезжих нужно было принять, помочь им вступить в профсоюз (без которого они не смогли бы найти работу); им следует помочь наладить связь с Церковью; необходимо противодействие антирелигиозной пропаганде. Сельских жителей нужно предупредить о трудностях, которые ждут их в большом городе; если в городе и так множество безработных, то наплыв приезжих лишь усугубит положение; что до религиозного самосознания, их следует учить выявлять обманы прессы.

Майер сделал нечто чрезвычайно полезное для девушек: поскольку ни одна из существующих конгрегаций не желала заботиться о них, он организовал для этого особую конгрегацию и с августа 1913 года сам формацией воспитанием ее монахинь.

На фронте

Как только была объявлена война 1914 года, Руперт Майер изъявил желание стать капелланом. Он думал о тысячах молодых солдат, которые будут ранены или убиты, и чувствовал, что должен находиться с ними рядом. Он считал, что капеллан должен делить с ними опасности и лишения и подобно им рисковать своей жизнью.

Его желание исполнилось не сразу. В августе 1914 года он был направлен в полевой госпиталь, но в январе 1915 года был назначен старшим капелланом новой Восьмой баварской запасной дивизии. Прибыв на место, он тут же отправился на линию фронта вместе с солдатами.

Потом, в 1916 году, было сражение на Сомме, одно из самых ожесточенных за всю войну, где Уильям Дойл и Руперт Майер находились по разные стороны линии фронта. «Во время этой страшной битвы, длившейся с 29 июля по 13 августа 1916 года, отец Майер постоянно находился с нами в самых опасных местах, – рассказывает Бандорф. Из ночи в ночь он вместе с корпусом военно-санитарной службы уносил раненых с поля боя». Однажды под сильным заградительным огнем противника санитары-носильщики бросили раненого солдата на носилках, а сами, испугавшись, укрылись в воронке. Солдат потерял обе ноги и не мог двигаться. Вдруг он увидел капеллана, прикрывающего его собственным телом: «Не бойтесь! Если в нас попадет шрапнель, то сначала в меня».

Майер получил ряд наград, в том числе и высочайшую, Железный крест первой степени. Причины были следующие: «Мы смогли удержать очень важную позицию только благодаря тому примеру бесстрашия, который подал нам отец Руперт Майер». Что было тем более удивительно, что иезуиты находились по-прежнему в изгнании как «враги государства», а генерал Восьмой дивизии, по чьей рекомендации Майер был представлен к награде, был протестант.

Осенью 1916 года дивизия двинулась на Румынский фронт. После Рождества было приказано захватить холм, с которого открывался вид на целую долину. 30 декабря, проходя по мосту, Руперт Майер был ранен снарядом. Некоторое время он лежал в луже крови. Наконец его подобрали и доставили в полевой госпиталь, где ему до колена ампутировали ногу. 6 января 1917 года его перевели в военный госпиталь в Венгрии, а 23, в его сорок первый день рождения, ему сообщили, что над коленом его нога инфицирована. После новой ампутации от его ноги осталась лишь небольшая культя.

Майеру потребовалась вся его сила воли, чтобы привыкнуть к своей искусственной ноге и заново научиться ходить. Наконец, 27 октября 1917 года он имел радость совершить мессу.

Мюнхену нелегко было вернуться к нормальному положению дел. К неудовлетворенности в связи с последствиями войны в повседневной жизни прибавились судорожные политические изменения: монархисты и республиканцы, правые и левые, националисты и анархисты враждовали не на жизнь, а на смерть; коммунисты захватили власть и учредили «Советскую республику» наподобие России, но их свергли военные.

Таким застал Мюнхен Руперт Майер, когда, хромая, вернулся в город. Несмотря на увечье, он твердо поставил себе целью посещать пламенные митинги коммунистов, слушал выступающих и просил разрешения выступить тоже. Слушатели аплодировали ему, а иногда освистывали. Время от времени сами организаторы просили его обратиться к публике. Его основные идеи заключались в том, что спасение Германии не может осуществиться за счет помощи других стран; лучший способ восстановления нации – следование христианской вере; все партии поощряют ненависть, он же проповедует любовь.

Его растущий авторитет позволил ему организовать большую городскую миссию, проходившую с 8 ноября по 14 декабря 1919 года. Как и во времена работы с переселенцами, он прибег к помощи добровольцев-мирян; он набрал 3600 и разделил 30 городских приходов на участки по четыре-пять домов. Таким образом было охвачено все население.

Майер уже стал «сверхапостолом» Рима. Дабы закрепить и продолжить дело миссии, он взял на себя руководство марианской конгрегацией, существующей с 1610 года и насчитывающей 2500 членов. Он довел их число до 8000. Члены Конгрегации были активным ядром каждого прихода и работали в тесном сотрудничестве с приходским духовенством; их основательная духовная подготовка шла рука об руку с городскими кампаниями и массовыми встречами, что создавало у них ощущение, что они – часть могущественной организации.

Лицом к лицу с нацизмом

Именно в это время, именно в Мюнхене стал набирать силу гитлеровский национал-социализм. Апостолу Мюнхена пришлось занять позицию.

Нацизм намеревался превратить немецкий патриотизм в религию, но поначалу не показывал своего истинного лица, и Гитлер старательно заботился о том, чтобы не обнаруживать никакой враждебности по отношению к Церкви или христианству; напротив, он выдавал себя за сторонника «положительного христианства». Оба противника, Майер и Гитлер, случайно встретились на коммунистическом митинге в 1919 году. После выступления оратора-коммуниста Майер попросил, чтобы ему позволили выступить и разъяснить возражения католицизма против учения коммунизма. Сразу после него Гитлер встал и сказал: «Отец рассмотрел те трудности, которые он видит, с религиозной точки зрения; я сделаю то же самое с политической».

Затем начались митинги новой партии, проходившие каждые две недели, и Майер посещал их, как некогда коммунистические митинги. Его интересовал в них не политический аспект, но подход к религии; он увидел, что единственным моральным принципом новой партии была родина-Германия, и что члены этой партии – ярые антисемиты. Мимо его внимания не прошло и то, что нацисты хотят учредить тоталитарное государство и побуждают к ненависти, несовместимой с христианской любовью. Посещая митинги, он испытывал острое отвращение к культу личности, открыто насаждаемому фюрером. «Я утвердился во мнении, что Гитлер очень эгоцентричен и типичный истерик».

9 ноября 1923 года Гитлер пытался захватить власть в Мюнхене путем так называемого «гитлеровского путча», но потерпел неудачу. Его последователи винили в этом Майера и его проповеди. Немного позже высокопоставленное лицо известило его, что замышляется его убийство. Ничего не произошло. Вероятно, нацисты поняли, что при популярности Майера убийство даст нежелательный результат. Когда он праздновал серебряную годовщину своего рукоположения 2 мая 1924 года, Гитлер прислал ему поздравительное письмо. Майер порвал его и выбросил в мусорное ведро.

После неудавшегося «путча» Майер перестал посещать нацистские митинги; он понимал какую опасность представляет нацизм для Церкви. Он был встревожен, так как новая партия завоевывала все больше и больше сторонников среди католиков. «Четыре пятых моих прихожан», – сказал ему один приходской священник.

В первые два года после прихода к власти Гитлер хитроумно культивировал образ сторонника положительного христианства, уважающего права Церкви. Несчастья начались в 1935 году в связи с традиционным сбором средств в пользу дел милосердия. В том году он проходил 18 июля с соответствующего официального разрешения. Когда добровольцы вышли на улицы с ящиками для пожертвований, на них напали группы гитлер-югендов. Майер пожаловался полиции, но ничего предпринято не было. В три часа дня полиция приказала прекратить сбор. В следующее воскресенье Майер посвятил свою проповедь анализу и осуждению случившегося.

Следующая битва касалась католических школ. Поскольку они были гарантированы конкордатом, правительство не могло упразднить их и прибегло к другим средствам: к активной пропаганде учреждения общих и внеконфессиональных школ. Майер развернул активную кампанию в защиту школ католических. Он побывал на двух собраниях в поддержку общих школ. На первом он попросил слова, но ему не дали; на втором его окружили штурмовые отряды Гитлера – как они утверждали, «чтобы защитить его». Ему удалось уйти в сопровождении членов своей конгрегации.

Третьим инцидентом стала злобная антиклерикальная пропагандистская акция. Тысячам шпионов было поручено следить за священниками и сестрами, а нацистская пресса на основе их доносов раздувала скандалы, создавая впечатление, будто тысячи священников виновны во всевозможных преступлениях, а монастыри – притоны разврата. Апостол Мюнхена разоблачал эту клевету в своих проповедях. «Прошло то время, когда можно было доверять официальной прессе».

Он всеми силами боролся с нацистской пропагандой. Он произносил примерно по 70 проповедей ежемесячно, выступая по всей стране, а по воскресеньям – шесть-семь раз в день. Его проповеди получили большую известность, и слушать его приходили толпы людей; церковь стала слишком мала, и он начал проповедовать на площади.

Нацистские власти не могли мешкать: им нужно было как можно скорее заставить его замолчать. Гестапо не стеснялось избавляться от своих врагов, убивая их или сплавляя в концлагеря, но с Рупертом Майером так поступить было нельзя: уж слишком он был известен. Гестапо испробовало другое средство: запретило ему проповедовать. 7 апреля 1937 года оно издало приказ: «Поскольку проповедь Руперта Майера наносит ущерб государству, ему запрещается выступать публично». 28 мая его известили об этом запрете двое гестаповцев. Он подтвердил, что получил информацию, но добавил, что будет проповедовать дальше.

На всякий случай он сообщил об этом кардиналу Фаульхаберу и провинциалу иезуитов отцу Решу, которые изучили вопрос и последствия, к которым это приведет, независимо от того, подчинится он или нет. В конце концов было решено разрешить Майеру приказом пренебречь. «Отец провинциал, благодарю вас за это разрешение от всего сердца. Я чрезвычайно рад».

Жребий был брошен.

В руках гестапо

Майер продолжал проповедовать не только в Мюнхене, но и в соседних городах, но ему ничего не делали. Его арест нужно было подготовить, и он был предварен потоком отвратительных публикаций, обвиняющих иезуитов в различных преступлениях. Когда гестапо решило, что достаточно хорошо подготовило почву, то субботним утром 5 июня 1937 года к нему подошли двое гестаповцев и сказали, что должны его арестовать. На следующий день, в воскресенье, об этом было объявлено на всех богослужениях во всех церквях Мюнхена. Начались демонстрации, и потребовалось вмешательство полиции, чтобы разогнать толпу.

В понедельник провинциал, отец Реш, встретился с начальником гестапо доктором Штеппом, и нашел его очень раздраженным. Он попросил, чтобы ему разрешили увидеть Майера. «Зачем вам видеть его?» – «Чтобы узнать, как он, и спросить его, в чем он нуждается.» – «Я заверяю вас, что с ним все в порядке. Можете сказать это всем». – «Люди не поверят». – «А если вы его увидите, поверят?» – «Если увижу, поверят». – «Вы его не увидите». – «Увижу». – «Как?» – «Он инвалид войны, его матери восемьдесят лет. Что я ей скажу? Что ее сын в тюрьме, и мне не дали с ним встретиться?»

Штепп встал, хлопнул дверью и стремительно удалился. Через четверть часа дверь открылась: на пороге стоял Майер, а за его спиной – начальник гестапо. «Ах, отец провинциал! Это чудесно!»

Перечислив провинциалу свои нужды, Майер сказал, что хотел бы исповедаться, но Штепп грубо и резко запретил ему. После более дружелюбного обсуждения, начальник попытался заключить сделку: «Что, если мы разрешим вам проповедовать в церкви св. Михаила (иезуитской церкви в Мюнхене), но нигде больше?» Майер отверг предложение. «А что, если я разрешу вам проповедовать во всех церквях Мюнхена, но не за пределами Мюнхена?» – «Я должен следовать велениям своей совести и продолжать проповедовать». – «Тогда вы остаетесь в тюрьме».

По просьбе властей Майер написал заявление (датированное 9 июня 1937 года), в котором выразил решимость и дальше проповедовать во всей Баварии, несмотря на запрет. При помощи этого заявления Штепп получил ордер на арест, датированный 10 июня. Майер был больше не узником гестапо, но подследственным заключенным и был переведен из гестаповской тюрьмы в Виттельсбахере в обычную тюрьму в Штадельгейме.

Гестапо призывало Особый суд действовать быстро, и судебное разбирательство состоялось 22 июля. Когда Майер прибыл во Дворец правосудия, его защитники просили его подписать заявление, которое гласило: «Независимо от характера моей проповеди, я буду старательно соблюдать все предписания закона». Было ли то подспудным признанием вины?

Майер на хотел подписывать это заявление. Он согласился лишь тогда, когда адвокаты убедили его в том, что отец провинциал его одобрил, но добавил к нему следующее замечание: «… постольку, поскольку это согласуется с велениями моей совести».

Отца Майера приговорили к шести месяцам заключения, но на основании этого заявления суд аннулировал ордер на арест и приговор отменил. Майер вышел из здания суда свободным человеком. Гестапо было очень раздосадовано и в ужасе от мысли, что он вернется в Мюнхен и будет встречен, как герой. Провинциал, отец Реш, предложил компромиссное решение: пусть Майер удалится в дом духовных упражнений в Роттмансхёхе (Rottmanshoehe) в тридцати километрах от Мюнхена. Он также пообщеал, что в следующие семь недель Майер проповедовать не будет. Гестапо предложение приняло.

Когда семь недель миновало, отец Майер тихо вернулся в Мюнхен и вновь принялся за все свои прежние апостольские дела, кроме проповеди: таково было желание кардинала, провинциал же с ним согласился. Но Майер был глубоко опечален. Он сказал провинциалу, что люди воспримут это как отступление перед лицом гестапо.

В первый день нового, 1937, года Майер проповедовал снова. Он говорил об имени Иисуса и избегал говорить что бы то ни было, что могло быть сочтено оскорбительным. 5 января двое полицейских пришли, чтобы спросить, будет ли он вновь проповедовать на следующий день. «Разумеется!»

Его арестовали и доставили в тюрьму в Ландсберге-на-Лехе, предназначенную для закоренелых преступников. С ним обращались как с обычным заключенным. Ему обрили голову, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали с разных сторон и присвоили номер: 9469.

Его заключение должно было продлиться шесть месяцев, до 5 июня 1938 года. На самом деле его освободили раньше, 5 мая. Он вернулся в Мюнхен и, к великой радости народа, участвовал в процессии по случаю праздника Тела Христова. Гестапо настаивало на том, чтобы он воздерживался от проповеди или публичных бесед; кардинал не желал иметь проблем с гестапо; провинциал не мог пойти против желания кардинала, и Майера по-прежнему вынуждали молчать.

Он находил иные формы апостольства: личные встречи и беседы, наставления и исповеди в монашеских обителях, встречи с небольшими группами членов своей конгрегации – все случаи, когда рядом не было предателей, которые могли донести гестапо.

Третий арест и тюрьма

Однажды в октябре 1939 года его вызвали в главное управление гестапо. Ему прочли донесение члена партии монархистов, который пытался добиться от Майера участия в попытке монархистов свергнуть нацистское правительство и вновь поставить у власти короля. Майер даже не предложил этому человеку стул, тем паче не принял его предложения. Но гестапо желало знать, приходили ли к нему другие люди с подобными намерениями. Майер отказался назвать имена. Это было бы нарушением его профессионального долга.

Он вернулся домой, убежденный, что дело этим не кончится. 3 ноября за ним пришли двое гестаповцев. Новые допросы, новые попытки узнать имена и новый отказ Майера нарушить профессиональную тайну. Полиция связалась с кардиналом. Кардинал был болен гриппом и не вставал с постели, но все же официально заявил, что немецкое правительство гарантирует право священника держать пастырские дела в секрете.

Весь день Майер вынужден был провести в приемной Виттельсбахер-хофа, ему уже знакомого, и видел тех, кто шел на допрос. На их лицах читался смертельный ужас, и их трясло с головы до ног. Довольно поздно вечером ему сообщили, что он арестован, и отвели в камеру в том же здании. Несколько дней спустя ему сообщили о причинах ареста: «За поддержку антигосударственных движений».

Сам Генрих Гиммлер, шеф гестапо в Берлине, решил, что отца Майера следует держать в превентивном заключении вплоть до окончания войны. Он же приказал перевести его в концлагерь Захсенхаузен, примерно в 30 километрах к северу от Берлина. В ночь с 22 на 23 декабря его посадили на поезд, идущий в Берлин, и поместили в купе с надписью: «Только для гестапо». В концлагере его поселили не в обычном бараке, но в лазарете, потому что он был инвалидом войны.

В нем начались тревожные изменения к худшему, он терял по килограмму в неделю. Если бы он умер в концлагере, партии пришлось бы столкнуться с народным негодованием. После длительных переговоров с резиденцией архиепископа в Мюнхене, 7 августа 1940 года его перевели в бенедиктинский монастырь Этталь, расположенный в горах к югу от Мюнхена.

Аббат принял его тепло. Отец Майер спросил полицейских, каков его статус. Они сказали, что он совершенно свободен, но не должен покидать территорию монастыря. Были и другие ограничения: никакой связи с внешним миром; писать и приходить к нему могут только ближайшие родственники, и исповедовать он не может. То была полная изоляция. Он обобщил свое положение следующими словами: «Хоть я и жив, я объявлен мертвым, и смерть эта куда хуже настоящей. С которой я сталкивался множество раз».

То были самые черные дни его жизни, тем более черные, что он чувствовал себя покинутым всеми. Великолепный пейзаж, прекрасная пища аббатства, известного своим пивом и бенедиктином, совсем не привлекали его. Он вел подчеркнуто аскетический образ жизни.

Майер провел там почти пять лет, с 7 августа 1940 года по 6 мая 1945, когда американские войска достигли Этталя и овладели территорией. В тот же день он отметил свою новообретенную свободу прогулкой по городу и проповедью в церкви аббатства в праздник Вознесения. 11 мая за ним приехал на автомобиле новый начальник полиции Мюнхена, его старый друг. Вернувшись в Мюнхен, он собственными глазами увидел разрушения, нанесенные войной: 90 процентов города было разрушено и 6630 человек убито.

27 мая Марианская конгрегация впервые после войны отмечала свой главный праздник. Члены конгрегации собирались на праздник тысячами, и их старый руководитель, желая рассеять их уныние, обратил к ним такие пламенные слова: «Бог сохранил нам жизнь, и у Него есть для нас дело. Посвятим же себя его исполнению».

«Господь!»

Его дело состояло в предотвращении несправедливости. В своем ревностном стремлении к «денацификации» американские оккупанты наказывали множество невинных людей. То, что претерпел при нацистах сам Майер, позволяло ему свободно высказываться, и он в полную силу использовал свой нравственный авторитет. Он написал более трехсот ходатайств за людей, смещенных с должности на основании беспочвенных подозрений.

Последние часы каждого дня он посвящал этим письмам. В девять вечера 31 октября 1945 года брат Стеффен, набиравший его письма на пишущей машинке, пришел, как обычно, и собирался приступить к работе. Неожиданно Майер сказал ему: «Мы больше не будем работать». Он казался совершенно изнуренным. На следующий день он начал служить мессу в приделе церкви. Он прочел евангельское чтение Дня всех святых, то есть заповеди блаженства, после чего начал говорить. Произнеся несколько слов он остановился и сказал: «Господь, Господь, Господь!»

Господь действительно призывал его. Он не упал: ему не дала упасть искусственная нога, – и несколько человек ринулись к нему на помощь. Врач, присутствовавший на мессе, диагностировал кровоизлияние в мозг. Он был доставлен в больницу, но в сознание не пришел. В 11 утра он скончался.